33

     возможно проверить («за пределами нашей Все­ленной находится вечность»); другие высказыва­ния могут быть правильными с точки зрения грамматики, но лишенными всякого смысла («Собирались северные столы сурово снять сто­пы со стены»).

     Но Деррида пошел еще дальше. Он полагал, что вся предшествующая ему философия заблуж­далась, пытаясь отыскать некую заложенную в «сущности вещей» истину. Вместо этого стоило бы заняться анализом используемого в философии языка. Аязыкне обладает какой-либо существен­ной связью с объектами или даже идеями, кото­рые он призван называть и описывать. Язык — это всего-навсего система, состоящая из отличающих­ся элементов, и именно из этих различий и обра­зуются значения и смыслы. Все оттенки смыслов, имеющиеся в языке, совершенно невозможно заг­нать в простые рамки логики идентичности.

     Деррида объявил, что вся западноевропейс­кая мысль и особенно философия базируется на принципе бинарности, имплицитно заложенном в законе об исключении третьего. Наша концеп­ция определения целиком строится на оппозици-

     34

     ях. Высказывание может быть либо истинным, либо ложным. Что-либо может быть либо живым, либо неживым. Находиться оно может либо сна­ружи, либо внутри, сверху или снизу, высоко или низко, слева или справа. И так мы все делим на оппозиции и классифицируем полученный опыт, чтобы.придать ему смысл: позитивное/негатив­ное, общее/частное, тело/разум, женское/мужс­кое. Очевидным недостатком данного метода яв­ляется то, что значение каждого термина здесь напрямую зависит от значения другого. Другими словами, процесс определения превращается в замкнутый круг, он соотносится скорее с самим собой, нежели с реальностью, которую призван описывать. Деррида видел в этом общую погреш­ность законов логики и всей системы мышления. Они основывались на метафизической предпо­сылке, что якобы описывают некую реальность й что элементы этой реальности логически взаимо­связаны. Структура логики автоматически накла­дывалась на реальность. При подобном образе мыслей априори подразумевались не только су­ществование некоей истинной реальности, где «присутствовала» абсолютная истина, но и логич-

     35

     ность этой реальности. Сама идея того, что нали­чие абсолютной истины может противоречить законам логики, была немыслимой.

     Сознание, при помощи которого происходит наше интуитивное познание мира, находится вне пределов действия логики. Оно не может интуи-ровать какого-либо «присутствия» абсолютной истины. Познать себя и мир мы можем только при посредничестве нашего сознания и «зеркала язы­ка». Сознание и язык — вот то, на чем зиждется все наше знание, вот что его создает. Но в то же время этот процесс, протекающий вне сферы дей­ствия разума и логики, остается зарамками мето­дов приобретения знаний — логики, рассуждения и т.