Изменить размер шрифта - +
Кант воспри­нял учение эмпиризма, но не остановился на нем. Он воздвиг здание величайшего из всех фи­лософских учений — своего. Позднее Гегель по­родил тяжелую для понимания, объемистую доктрину, незаметно переходя от великого к смешному. На долю его современника Шопен­гауэра выпало заклеймить гегелевские чудовздор-ные словеса со всем презрением, которого уче­ние Гегеля, по его мнению, заслуживало. Шопен­гауэр сохранил узнаваемо кантианскую точку зрения в отношении эпистемологии (то есть на­уки о познании). Кант, однако, также явился создателем работы «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного». По Канту, в ос­нове этого мира лежит мораль. «Es 1st gut» («это хорошо») —таковы, говорят, были его последние слова. А в последней его работе, посвященной

   

   

     6

   

   

     

   

   

     телеологии, Кант пишет: «Две вещи наполняют ум вечно новым и возрастающим изумлением и благоговейным трепетом, чем больше и чаще мы размышляем над ними: звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Как мы увидим, у Шопенгауэра все не так.

   

   

     

     Жизнь и труды Шопенгауэра

   

   

     

     Шопенгауэр вновь опускает нас на бренную землю. Человеком он быт тяжелым и своенравным, но труды его достойны восхищения. Со времен Платона среди философов не было обладателя бо­лее утонченного стиля, чем Шопенгауэр. К тому же его философское учение весьма привлекатель­но и по содержанию. Впервые со времен Сократа философия предстает столь личностно окрашен­ной. В сочинениях Шопенгауэра явственно про­ступает его человеческая суть, но с одной оговор­кой, которую стоит помнить, читая Шопенгауэра: то, что предстает и представляется остроумием, озарением и ниспровержением основ на страни­цах книг, вполне может оказаться сарказмом, эго-

   

   

     9

   

   

     

   

   

     центризмом, агрессией в жизни действительной. Вне сцены лицедеи нечасто славятся своими че­ловеческими качествами. И одно то обстоятель­ство, что остроумные мыслители столь редки, не делает их исключением их этого правила. (Сокра­ту крайне повезло потому, что у нас не осталось свидетельств его жены Ксантиппы.)

     Однако Шопенгауэр был самобытен иначе, более основательно. Не зря он известен как «фи­лософ-пессимист». При знакомстве с трудами большинства других крупных философов вы не можете отделаться от ощущения того, что пишу­щий выставляет себя образчиком поведения, и от вас как бы ждут того же самого. Все необыкно­венно серьезно и высоконравственно. (Даже Юм, выполняя свой труд по ниспровержению основ, воспринимает философию всерьез.) Шопенгау­эр же ясно и четко заявляет, что рассматривает этот мир и нашу жизнь в нем как дурную шутку. В этом мыслитель, без сомнения, ближе к описа­нию действительного положения вещей, чем те, кто видит мир с оптимистической точки зрения или рассматривают этот мир как служащий опре­деленной цели. После столетий христианства и

   

   

     10

   

   

     

   

   

     рационализма Нового времени такой пессимизм быт освежающим, живительным потоком.

Быстрый переход