- Можешь позаимствовать брюки у отца, - посоветовала мама.
Я разразился демоническим хохотом при мысли, что меня увидят в
отцовских брюках.
- А где он, кстати?
- Наверху, в постели. У него клиническая депрессия, - без всякого
сочувствия сказала мама.
- И чем она вызвана? - спросил я, когда мы поднимались по лестнице
(усеянной мириадами игрушечных и смертельно опасных машинок).
На лестничной площадке мама понизила голос.
- Во-первых, он знает, что больше не будет работать, во всяком случае,
на нормальной работе. Во-вторых, у него геморрой, и он боится операции.
В-третьих, он уже три месяца как импотент.
Из спальни донесся вопль:
- В-четвертых, его достала долбаная жена, которая выбалтывает
сексуальные секреты всем встречным- поперечным!
Мама распахнула дверь спальни.
- Адриан - это тебе не встречные-поперечные! - завопила она в
сигаретную мглу.
- Зато парень из долбаного видеопроката - он самый и есть! - проревел
отец.
Уильям бросился на распростертое тело моего отца и горячо поцеловал
его. Отец пробормотал:
- Этот малыш - единственная причина, почему я еще не покончил с собой.
- Что значит "покончил с собой", дедушка? - спросил Уильям, расстегивая
пуговицы на пижаме отца. (Его физическая ловкость иногда воистину поражает.)
Я быстро вмешался - очень в духе моих родителей прочесть лекцию о
суициде ребенку, не достигшему трехлетнего возраста.
- "Покончить с собой" означает: означает: стать лучше, - солгал я. -
Кстати, ты не почувствуешь себя лучше, если отдернешь занавески, откроешь
окно и впустишь в комнату божий свет и свежий воздух? - спросил я у отца.
- Нет, нет, - захныкал он. Затем, с интонацией Бланш Дюбуа, добавил: -
Нет, нет, я не люблю свет.
Я окинул взглядом комнату и понял, что маминого хаоса из книг,
журналов, косметики и кремов в спальне больше нет. Помимо папиного пузырька
с транквилизаторами комната была лишена какой-либо индивидуальности. Мои
родители явно спали порознь.
- А вылезти из постели и поехать со мной на избирательный участок ты не
желаешь? - любезно осведомился я.
Отец застонал и уткнулся лицом в стену. В среду 2 апреля 1997 года я
заметил на его голове лысину размером с пятипенсовую монету, во время нашей
последней встречи лысина была размером с диабетическое печенье ("Маквитиз").
Я решил предпринять попытку, дабы вывести наши отношения на новый
уровень - отныне стану разговаривать с отцом так, словно в нем нет ни капли
фальши. Начал я с того, что отпихнул Уильяма и лег на кровать рядом с отцом.
Похлопал его по костлявому плечу и произнес слова, которые на шоу Опры
Уинфри сболтнул какой-то спец по семейной терапии:
- Мне жаль, что ты так несчастен, папа. |