-  Полин,  у этого  ребенка нет  тех преимуществ, что  у  наших  детей:

читательских билетов, полноценной пищи и т. д.

     Это шутка: меня растили на полуфабрикатах.

     Тут в разговор вмешалась Рои:

     - Да он раскатывает на велосипеде стоимостью фунтов в двести.

     - Наверняка краденый, - вздохнула мама.

     Я бросился на защиту Гленна:

     - Он мой сын и член семьи Моул. Мы должны научиться его любить.

     Мама снова вздохнула:

     - Я  постараюсь не  испытывать к нему  неприязни, Адриан,  но на любовь

требуется время.

     Рози еще  больше  настроила маму против Гленна, сообщив, что он  псих и

его  три раза  временно исключали из  школы. Первый раз за то, что он бросал

свои  башмаки через дуб, растущий на территории школы (один башмак зацепился

за  нижнюю ветку), второй  - за то, что заявил, будто  мусака (88),  которую

подали на обед, - это "говно", а в третий  - за то, что заявил преподавателю

сравнительной  религии, что  Бог  -  это "большая  сука",  раз  он позволяет

случаться голоду и авиакатастрофам.

     Четверг, 25 декабря

     Рождество - банковский выходной

     Утомительный день.  Уильям  встал  в  5.30.  Попытался  отвлечь  его от

рождественского чулка и убедить вернуться  в кровать, но малыш  находился  в

лихорадочном возбуждении и несколько  раз пытался ворваться в гостиную, куда

Санта-Клаус  положил подарки. Как и было условленно, я позвонил отцу и Тане,

и  сказал им, что Уильям вот-вот "вскроет". Затем постучался в дверь комнаты

мамы  и Ивана и повторил им то  же самое. Крикнул Рози, чтобы просыпалась, и

пошел  вниз  ставить  чайник.  Это  была  всего  лишь  первая  моя  домашняя

обязанность  в  этот  день.  Иногда  я  жалею, что не  живу в дофеминистские

времена,  когда  мужчину,  полощущего  под  краном  чайную ложку,  именовали

"большим  оригиналом". Отличные,  наверное, были времена, когда  всю  работу

делали женщины, а мужчины бездельничали, почитывая газеты.

     За приготовлением  брюссельской  капусты, моркови,  картошки  и  т.  д.

расспросил  отца  о  тех  благословенных  временах. Взгляд  его  мечтательно

затуманился.

     - Золотой  был век,  - сказал он,  едва  не задохнувшись от нахлынувших

чувств. - Жалею только о том, что тебе не довелось  пожить в нем взрослым. Я

приходил с работы домой, обед уже  стоял  на столе, рубашки выглажены, носки

выстираны. Я не знал, как включать плиту, не говоря уж о том, чтобы готовить

на этой хреновине. - Он прищурился, и голос его превратился в шипение: - Эта

трахнутая  Жермейн  Грир  (89)  разрушила  мою  жизнь.  Твоя  мать  навсегда

изменилась, после того, как прочла эту поганую книжулю.

     Норфолкские Сагдены,  родители моей  матери, заявились  в час дня.