Мейвис рассиялась так, словно Ричард Гир признался ей в любви и
предложил сбежать с ним на Малибу.
Я приблизился к Пандоре и подождал, пока она закончит разговор с
каким-то типом из "Дейли телеграф" по имени Борис.
- Борис, дорогой мой, если меня сегодня изберут, обещаю, что
праздничный обед состоится очень, очень скоро, а если я проиграю, то обед
будет еще раньше. Пока, гадкий мой тори.
Улыбку Пандора отключила вместе с телефоном, встала и надела туфли.
- А что ты здесь делаешь? - осведомилась она. - Я думала, что ты в
Лондоне готовишь дерьмо для А. А. Гилла.
- Прибыл помочь, - ответил я, игнорируя ее издевательский смех.
Пандора зажгла сигарету, и один из добровольцев, тощий тип с бородкой,
кинулся к ней с пепельницей.
- Крис, ты прелесть, - прохрипела Пандора.
Крис пошатываясь убрался прочь - с таким видом, будто увидел рай.
- Ты, как всегда, предпочитаешь окружать себя рабами, - заметил я,
оглядывая добровольцев, которые деловито суетились с бумагой, чайными
пакетиками и телефонами.
- Они рады содействовать моему успеху, - ответила Пандора. - Поскольку
знают, что сегодня я одержу победу.
- В прошлый раз ты поносила лейбористскую партию, утверждая, что она
предала социализм.
- Пора взрослеть! - отрезала она. - Ты хочешь, чтобы эти чертовы тори
остались или вылетели?
- Вылетели, разумеется, - ответил я.
- Тогда заткни пасть, - посоветовала Пандора. - Я живу в реальном мире.
Я оглядел штаб-квартиру. Да, это был реальный мир. Иван Брейтуэйт
прикалывал маме красную розетку на жилет. Его волосатая рука скользнула по
маминой груди, и он извинился. Мама растянула напомаженные губы в улыбке и
склонила голову набок - в позе покорности, недавно я видел такую позу в
документальном фильме про животных (горилл). Кроме того, я видел такую позу
и в мамином исполнении - как правило, это был знак, что грядут крупные
неприятности.
К нам подскочила Мейвис:
- Пандора, последние опросы на выходе с участков ужас как расчудесны.
Она протянула Пандоре лист бумаги, на который та мельком глянула и,
смяв, швырнула в мусорную корзину.
- Сгоняю-ка я домой, - сказала она, положила мне на плечо руку с
длинными красными ногтями и добавила: - Чудненько, что повидались, прелесть
моя.
- Не смей называть меня "прелесть", Пандора, - отрезал я. - Мы знакомы
с тринадцати с половиной лет. Я терзался в твоей кладовке, когда ты жила
втроем с мужем-гомосексуалистом и культуристом-дислектиком. Мне известны все
твои тайны.
- Ах, прости, - сказала Пандора. - Из-за предвыборной кампании я
превратилась в настоящее чудовище. |