Недаром я о том здесь говорю,

         Что из Писаний ты без веры знаешь:

         Хочу, чтоб ты постиг вполне мой жребий.

         Когда пророк святое откровенье

         Мне передал своим глаголом дивным,

         Во глубине души моей оно

         Осталось врезанным; и с той поры

         Во тьме моей приговоренной жизни

         На казнь скитальца Каина, оно

         Звездой грядущего горит; я в нем

         Уже теперь надеждою живу,

         Хотя еще не уведен из жизни

         Рукой меня отвергшей смерти.

         Солнце

         Всходило в пламени лучей, когда

         Меня покинул сон мой; перед нами

         На лоне голубого моря темной

         Тянулся полосою брег Святой

         Земли; одни лишь горы — снеговой

         Хермон, Кармил прибрежный, кедроносны!

         Ливан и Элеон из низших гор —

         Свои зажженные лучами солнца

         Вершины воздвигали. О, с каким

         Невыразимым чувством я ступил

         На брег земли обетованной, где

         Уж не было Израиля! Прошло

         Треть века с той поры, как я ее

         Покинул. О, что был я в страшный миг

         Разлуки с ней, и что потом со мной

         Сбылося, и каким я возвратился

         В страну моих отцов! Я был подобен

         Колоднику, который на свободе

         В ту заглянул тюрьму, где много лет

         Лежал в цепях, где все, кого на свете

         Знал и любил, с ним вместе запертые,

         В его глазах погибли; где каждый день

         Его терзали пыткой палачи,

         И с ними самый яростный из всех

         Палач — обременное ужасной

         Виной, бунтующее против жизни

         И бога — собственное сердце. Я

         Не помню, что во мне сильнее было —

         Ужасная о прошлой пытке память.

         Безлюдною страною окруженный,

         Где царсвовал опустошенья ужас,

         Достигнул я Ерусалима.