Мне куда приятнее пить поутру в постели горячий шоколад, чем скакать еще до света в поле, чтобы что‑то там пикировать, вершки прореживать, корешки окучивать или чем там еще занимаются колонисты. Но нет у меня иллюзий ни насчет себя самого, ни того образа жизни, который я веду. У вас на новых планетах здоровый дух. Вы в большинстве своем не сгинете и долго еще проживете после того, как об Империи будут только рассказывать легенды вечерами у камина. И в этом я вам завидую. – Он оборвал себя. – Извини меня. Боюсь, разлив душевной желчи – просто профессиональное заболевание.
– О которой я толком так ничего и не знаю. О Боже. – Кит хихикнула. – Не думала, что алкоголь так быстро действует. Но правда, Доминик, мне так хочется, чтобы ты рассказал немножко о своей работе, а то я знаю от тебя только то, что ты служишь в военной разведке. А мне хочется знать, чем ты там занимаешься.
– Зачем тебе это? – спросил он.
– Чтобы лучше тебя узнать, – покраснев, выпалила она. Флэндри видел ее смущение и поспешил скрыть его от них обоих.
– Особо и рассказывать‑то нечего. Я – оперативный работник, а это значит, что я подсматриваю под окнами, вместо того чтобы сидеть себе в кабинете да почитывать рапорты тех, кто подсматривает. Хорошо еще, что мой непосредственный начальник меня терпеть не может, так что большую часть рабочего времени я провожу вдали от Терры, чуть ли не все время по командировкам. Все старина Фенросс. Если когда‑нибудь ему на смену придет какой‑нибудь «отец родной», который ко всем подчиненным относится по справедливости, я захирею и пущу себе пулю в лоб.
– По‑моему, это возмутительно, – в ее голосе звучал гнев.
– Что ты имеешь в виду? Небеспристрастность? Но, девочка ты моя, что такое любая цивилизация, как не тщательно разработанная система особых привилегий? А я научился обходиться без них. Великие лягухи, неужели ты думаешь, что мне и впрямь нужна непыльная кабинетная работа и обеспеченная старость?
– И все же, Доминик, такого человека, как ты, все время рискующего жизнью, посылают чуть ли не в одиночку бороться со всем Ардазиром только потому, что кому‑то там не понравился! – Лицо у нее пылало, а на светло‑карие глаза навернулись слезы.
– Трудно представить, как все было на самом деле, – сказал Флэндри с нарочитой важностью и добавил беспечно, причем вышло это само собой: – Да в конце концов, подумай только, какая привилегия досталась по наследству тебе – столько красоты, шарма, ума – и все одной маленькой девочке.
Она промолчала, но ее слегка трясло, и она судорожно осушила свой бокал.
«Спокойно, парень, – подумал Флэндри, и в нем пробудилась не сказать чтобы неприятная настороженность. – Чувственные сцены нам здесь совершенно ни к чему».
– Что вообще заставляет нас перевести разговор на тебя, – продолжил он тоном своих обычных разглагольствований. – А разговор об этом лучше всего вести за супом из цветной капусты с яйцом, который, как я вижу, нам несет Чайвз. Впрочем, и за любым другим тоже. Вот послушай, ты была помощницей метеоролога и тем зарабатывала себе на жизнь. Так? С солдатской прямотой скажу, что это звучит скорее как шутка. «Но может оказаться полезным», – добавил никогда не знающий отдыха внутренний голос.
Она кивнула, не менее его желая уйти подальше от того, к чему они только что подошли. Они с удовольствием поели и много о чем поговорили. Флэндри укрепился во мнении, что вовсе Кит не старомодная поселянка. Да, ей не были известны последние прелестные слухи сами знаете о ком да еще о том актере, зато она следила за погодой во все времена года на своей такой чуждой для него бурной планете, умела грамотно собрать машину, которой можно вверить свои жизни, ходила на охоту, занималась спортом, видела, как рождаются и умирают, а интрижки в их городе были столь же хитроумные и утонченные, что и вокруг императорского трона. |