— За хорошие деньги скорректировала?

— Да, за хорошие. А вообще-то она классом пониже, чем Лола. Видно, что образования у нее никакого, и стихи она небось не пишет. И говор у нее простонародный — «положь деньги сюда, девонька».

— Наверное, у нее хороший секретарь — в ее рекламке нет грамматических ошибок. А вообще-то, прочитав эту чушь насчет лекарства от СПИДа и вообще от всех болезней, я вспомнила одну мороженщицу со Смоленской площади. Она свихнулась и написала трактат о гриппе, о том, что у микроба гриппа есть зуб и он этим зубом вгрызается в человеческое тело, а она придумала способ, как его выгрызть обратно. С этим трактатом она пришла в Первый мединститут, а там ей посоветовали обратиться в организацию, где именно этим занимаются, и дали адрес. Так она своим ходом притопала в Кащенко, и ее тут же положили в отделение для буйных — она была тогда в мании. Нам ее показывали на лекции для студентов психфака. Она все еще пребывала в убеждении, что ученые там проверяли ее гениальную теорию, чтобы подтвердить ее правильность.

— Не думаю, что Римма Петровна — сумасшедшая. А впрочем, кто ее знает… Но в одном, мне кажется, она была права — она сказала, что мне грозит опасность, и если я переживу эту неделю, то буду жить долго.

Я не стада с ней спорить — ее невозможно было переубедить, что убийцы охотятся за мной, а не за ней.

Еще один экстрасенс из ее коллекции в моем представлении был похож на Акакия Акакиевича. Такой несчастный, замученный человечек, аккуратно, но бедно одетый, с аккуратными накладками-заплатами на рукавах пиджака. Мне было непонятно, куда он девает деньги — неужели жена все отбирает? Впрочем, ему было просто трудно сводить концы с концами: клиентуры у него было заметно меньше, чем у ясновидящей мирового класса, а арендную плату дворец брал немалую.

Одному я была рада — теперь Виолетта ходила по экстрасенсам без меня, я, честно сказать, порядком устала от личного общения с ними. Зато теперь я могла над ними смеяться заочно, не боясь кого-то обидеть, а что касается Виолетты, то она предпочитала смеяться вместе со мной.

Как-то раз я приехала к Аргамаковым с жуткой головной болью и попросила у Виолетты таблетку. Виолетта сказала мне, что у нее есть кое-что получше, чем эта химия, и торжественно распахнула дверцу секретера. Там, где должны стоять книги, выстроились в ряд аптечные пузырьки темного стекла; на каждую бутылочку была наклеена этикетка.

— Так, где у меня средство от головы? — произнесла вслух Виолетта, отыскивая нужный ей пузырек.

— Что это? — Я, конечно, плохо отношусь к химии, но еще хуже — к неопознанным, неизвестно откуда прилетевшим объектам.

Виолетта заметила, как я напряглась, и с улыбкой заявила:

— Не бойся, это не яд! Это всего-навсего настойка из лечебных трав, заряженная биологической энергией. Выпей — и через минуту у тебя все пройдет.

Она налила мне настойку в маленькую коньячную рюмочку, и под ее пристальным взглядом я выпила эту жидкость, чувствуя себя так, как чувствовала бы себя служанка Лукреции Борджиа, если бы ее госпожа милостиво решила бы ее полечить — не перепутала ли мадам Лукреция, где у нее хранятся яды и где панацеи?

Однако Виолетте не суждено было стать придворной отравительницей; жидкость оказалась солоноватой на вкус, но никак на меня не подействовала.