Пусть этот мем вроде бы на сегодняшний день являлся его сторонником, но он… вернее, она была слишком переменчива и похожа на человека, чтобы доверять ей целиком и полностью.
Тиктак негромко зажужжал:
– Так немыслимо трудно вещать в этом мире, – призналась Жанна. – Ты здесь для того, чтобы ожидать вестей о Гэри Селдоне?
– Да, – ответил Дэниел.
– Но почему не замаскироваться, не отправиться во Дворец и не проникнуть в зал суда?
– Отсюда я могу узнать намного больше, – ответил Дэниел.
– Ты в обиде на меня за то, что я считаю тебя Божьим ангелом?
– Меня называли по‑всякому, – отшутился Дэниел. – И я ни на кого не в обиде. Мне все равно.
– Я была бы рада отправиться вместе с тобой на битву. Эти… бунты… мятежи… Они говорят мне о множестве политических течений. Они тревожат меня…
С улицы доносился шум, людские голоса. Демонстранты размахивали флагами, призывали к отставке всех, кто был повинен в последних бесчинствах.
– Они обвинят во всем Гэри Селдона? Его людей, его семейство?
– Нет, – ответил Дэниел.
– Как можешь ты быть в этом уверен?
Дэниел посмотрел на тиктака, и на миг перед ним предстал образ девушки с резкими чертами лица, короткой стрижкой девушки, облаченной в покрытые узорчатой чеканкой латы.
– Я работал тысячи лет, я создавал союзы, я устраивал встречи, я обдумывал наперед все то, что смогло бы принести преимущества в урочный час. Теперь же проведена такая колоссальная подготовка, что я имею возможность выбирать, в каком месте оказать давление и когда произвести те или иные автоматические процедуры. Но это не все.
– Ты ведешь себя как истинный полководец, – сказала Жанна. – Полководец войска Господня.
Дэниел вздохнул.
– Когда‑то Богом для меня были люди.
– По велению Господа!.. – воскликнула Жанна. Она явно была шокирована и смущена. Безусловно, она очень осовременилась и выросла с тех пор, как ее личность была реконструирована и отделена от Вольтера, но древняя вера умирает с трудом.
– Нет. Мной руководит программирование, внутренняя суть моей конструкции.
– Люди должны обретать Господа, прислушиваясь к самому сокровенному в своей душе, – сказала Жанна. – Догматы и заповеди Божьи пребывают в самых крошечных атомах природы, а также и в программах, что записаны в тебе.
– Ты не человек, – сказал Дэниел, – однако говоришь с человеческой авторитарностью. Но теперь, будь добра, не отвлекай меня. Настало очень важное и чреватое любыми неожиданностями время.
– Пылкое устрашение, исходящее от полководца на поле боя, огненный страх, поселяемый в душах ангелом, – перевела на свой язык Жанна. – Вольтер проиграет. Мне его почти жаль.
– Как странно, что ты избрала меня, – а когда‑то с такой страстью противилась моим деяниям, – проговорил Дэниел. – Ты – совершенное воплощение веры, а вера – это нечто такое, что никогда не было мне понятно и не будет понятно. Вольтер же – олицетворение холодного ума. А я – либо то же самое, либо вообще ничто.
– Ты уж никак не холоден, – возразила Жанна. – И у тебя есть своя вера.
– Я верю в человечество, – отозвался Дэниел. – Я принимаю законы, сотворенные человечеством.
Голос тиктака на несколько мгновений стих, а затем вновь зазвучал, и, каким бы он ни был механическим, в нем все же проступила та страсть, которую пыталась вложить в свои слова Жанна:
– Силы, действующие через тебя, мне ясны. |