Пережогин склонил голову к плечу и минут пять изучал снимки. Затем произнес:

– Он на нее смотрит очень… ээ… характерно. Согласен, отношения серьезные. А что другие женщины? Говорят, у него их десяток, целый гарем. Журналистки, певички, бабы с телеканалов… Они на что?

– Маскировка, – пояснил Михеев.

– Хитер, – без выражения сказал Пережогин и задумался.

Михеев ждал. В штатном расписании РНК он числился на скромной должности консультанта, но в окружении босса было известно, что он выполняет особые поручения. Его так и звали – «особист». Прошлое Михеева скрывал мрак, но специалистом он был отменным.

– Я так понимаю, – сказал Пережогин, – что временами она приезжает в Москву. Часто?

– Не очень. Дважды за последние три месяца. Но можно достать ее в Туле.

Босс снова задумался.

– Прикажете передать информацию Литвинову? – спросил Михеев.

– Нет. Не сейчас. Дубарь этот Литвинов. Возьмет ее и все испортит. Нужно действовать тоньше.

– Что вы имеете в виду?

– То, что сама по себе эта телка ценности не представляет. Она лишь способ давления на фигуранта. Чтобы давление было сильнее, он должен испытывать чувство вины. Виноватый более податлив.

– У вас сложился некий сценарий?

Михеев знал, что сценарии босса хитроумны, изящны и безжалостны. Несмотря на простоватую внешность, Пережогин являлся прирожденным психологом. Вероятно, этому он был обязан своим успехом и огромным состоянием.

Взглянув еще раз на фотографии, босс сложил их аккуратной стопкой и произнес:

– Я представляю такое развитие событий: он приглашает женщину в Москву, а сам внезапно уезжает. Мало ли у депутата дел… Литвинов берет ее у него на квартире.

Михеев понимающе усмехнулся.

– Да, тут он кругом виноват! Кстати, скоро у нее отпуск. В конце апреля.

– Вот-вот, – только и сказал Пережогин, предоставив консультанту додумывать план,

– Голубки наверняка захотят встретиться, – продолжил Михеев. Она приедет в Москву, мы сообщим об этом службе Литвинова, а тот зевать не станет. Что до фигуранта… Можно было бы не удалять его из города. Зачем? У него дела, заседания Думы, работа в комитете, прием граждан… Он не сможет пасти ее весь день. Отправится утром в Думу, и тут Литвинов…

Пережогин резко хлопнул ладонью по столу.

– Повторяю: пусть уедет! Я должен объяснять элементарные вещи? – Помолчав секунду, он сказал ровным голосом: – Представьте ситуацию. Вы приглашаете к себе любимую женщину. Хотите оказать ей внимание, быть с ней всякий свободный час, развлечь, осыпать подарками… И вдруг надо же такому случиться! – вы должны уехать на пять-шесть дней. Вы уже виноваты! А если в ваше отсутствие женщину похитят…

– Мысль понял, босс. Виноват, босс. – Михеев поднял руки, признавая поражение. – Я выясню, что можно предпринять. Фигурант недавно ездил на Кубань… могут наклюнуться другие дела в регионах… Подтолкнем их. Я могу использовать наших людей в Думе?

– Разумеется, – сказал Пережогин и отпустил особиста.

Вина – очень конструктивное чувство, подумалось ему. Взять хотя бы Сосновского с Полудой… Ведь виноваты! План Борис составил, толковый план, а дело под ударом из-за ничтожного думака! И ни объехать его, ни купить, ни убрать! Хотя по раскладу это задача Полуды… Литвинов, спец его гребаный, так ничего не накопал, не выяснил, как зацепить джигита, хотя наводку дали… А Борис пожабился! Желтый так ему и сказал – верно сказал, справедливо.