Изменить размер шрифта - +
Известное дело, народ южный, горячий… На этот случай был под плащиком Вересовой «кипарис», а к нему – гранаты со слезогонкой.

Тем временем Бабаев приступил к завершающей фазе – сблизился с противником, стукнул его рукоятью в скулу и сообщил:

– А теперь посмотрим, какого цвета у тебя подштаники!

Резким движением клинка он распорол комбинезон от ворота до паха. Лезвие сверкало то слева, то справа от Погромского, ткань летела клочьями, сыпались пуговицы и застежки, из распоротых карманов падал генеральский провиант: фляжка с коньяком, пакеты с орешками, чипсы и банка икры. За ними последовал бумажник, но эта потеря прошла незамеченной: под хохот и свист генерал метался по площадке, обороняя штаны. Но Али Саргонович был безжалостен, и через пару минут штаны превратились в лохмотья, свисавшие на башмаки. Тогда Погромский замер, тяжело дыша и выпучив глаза, воткнул ятаган в землю и вцепился в трусы обеими руками.

– Твоя взяла, Гаргоныч, – сказал станичный атаман. – Режь, не мучай человека! А уж мы его честь честью отпоем, и похороним, и скинемся на памятник. Все-таки хрестьянская душа…

Бабаев покачал головой и тоже воткнул клинок в землю.

– Не могу резать. Как-никак генерал, старший по званию.

Атаман поморщился.

– Я, Гаргоныч, тоже служил, порядки в войске нашем знаю. Старшой? Ерунду гутаришь! Ну старшой… А кому это мешает? Режь!

– Не могу, – повторил Бабаев. – Просили его не трогать. Важный человек просил, государственный!

– Ну, коли так, коли обещался, тогда другой расклад, – молвил атаман, повернулся к толпе и крикнул зычно: – Маня! Где ты, серденько мое?

Вышла дебелая казачка – ростом с Бабаева и в плечах не уже.

– Маня, супружница моя, – пояснил атаман Каргин. – Вот что, Маня, тащи енерала в хату и подбери какой мундирчик из моего старья. Еще налей ему чего-нибудь… Видишь, человек сомлевши!

– Вижу. Налью! – буркнула Маня басом и, ухватив Погромского за трусы, повлекла за собой.

– А мы тоже нальем, – пообещал атаман, – но в другом месте. Щас столы у магазина расставят, колбаски нарежут, шпротов откроют, яблочек моченых принесут… Ох, погуляем, полковник!

И они отправились гулять.

На половине дороги к магазину Бабаева догнал сивоусый дедок, сунул ему ятаган, завернутый в газету, и сказал:

– Дарю, как обещался. А ты, паря, молодца! Казак! – Он хлопнул Али Саргоновича по спине и добавил: – Хоть ошуриец, а все казак!

 

– Где? – Отложив бумаги, Пережогин уставился на своего сотрудника холодным взглядом.

– В Туле. Работает дизайнером на Четвертом оружейном. Красивая женщина!

– Это не относится к делу.

Михеев кивнул. Само собой, не относится! Будь она хоть Мерилин Монро, на решение босса это не повлияет.

– Давно они знакомы? – спросил Пережогин.

– В точности не установлено. Но я предполагаю, что связь у них давняя. Могли встретиться в Москве. Она здесь училась.

– То есть она не подружка на ночь? Отношения серьезные?

– Самые серьезные, и есть поводы так считать. Во-первых, он ее прячет – значит, бережет. Во-вторых… Взгляните на это.

Михеев выложил несколько снимков, надписанных по краю. Тула, Бабаев и Нина в заснеженном парке. Москва, Бабаев и Нина у подъезда высотного дома. Москва, Бабаев и Нина садятся в джип, какой-то парень придерживает дверцу. Москва, Бабаев и Нина за столиком – должно быть, в ресторане. Тула, Бабаев и Нина у заводской проходной.

Быстрый переход