Волобуев, низенький крепыш с ранними залысинами, тоже решил внести свою лепту.

– Скажите, молодой человек. Почему «Русский лес», а не «Белорусский лес»?

С этим было проще.

– Потому что у нас уже есть «Молодость моя, Белоруссия», песня партизан, сосны да туман. А партизаны братского русского народа не воспеты. Мы не можем допустить, товарищ, чтоб нас обвинили в белорусском национализме, причём именно на гастролях по России.

Сам посыл, что идея переименовать лес, всего лишь лес, может быть истолкована как националистическое проявление, прозвучал столь тревожно, что дама из Минкульта и директор филармонии даже слегка отодвинулись от Волобуева.

Он злобно зыркнул на Егора, но промолчал.

В целом, всё прошло благополучно.

Эх, слышала бы эта надменная комиссия про поляков и собак в гродненском ресторане, на смену которым прогремели «Поспели вишни в саду у дяди Вани»… А здесь перемывали кости за Россию вместо СССР.

Немного перенервничавший новичок, «автор музыки и слов», поспешил на Комсомольскую.

Как только Сазонов увидел деньги, жестом показал: спрячь! Потом вывел Егора из здания, сам сел за руль неприметных серых «Жигулей», предложив ему занять место рядом, и поехал к Немиге.

– Откуда деньги?

– Валентина Ивановна – женщина с понятием. Хоть наше сотрудничество с ними начинается с февраля, Бекетов не забрал всю январскую прибыль. Кабушкина отдала две тысячи.

– Не ожидал, что так быстро, – признался подполковник, не скрывая замешательство. – Пойми, приток левых денег в нашу структуру – явление, скажем мягко, неординарное. Конечно, случалось, что сотрудники накрывали валютчиков, схроны банд, изымались ценности, контрабанда. Они приходовались и шли в доход бюджета, частью – для нужд госбезопасности. Но вот так, на регулярной основе, в результате внедрения агента в преступную группировку, это нечто небывалое. Признаться, я не выработал механизма приёма твоих взносов.

– Тогда держите и вырабатывайте. Как определитесь – приходуйте. Я не прав?

– Если история получит огласку, даже только внутри КГБ БССР, мне, да и тебе со мной, очень сложно будет оправдаться, что это – не взятка за покровительство криминальной структуре. Я согласовал операцию, напирая на сбор средств о коррумпированных чиновниках парт– и госаппарата. Не подумал, что ты и здесь будешь шустрее карманника на Привозе.

– Что же, мне оставлять всю долю Бекетова себе? Десять тысяч в месяц?

– Губа не треснет? – Сазонов свернул на Машерова. Слева показался серый кубик 4 го общежития БГУ, с которым у Егора, несмотря на краткость пребывания, столько всего связалось. – Евстигнеев, поступим так. Поскольку с премированием тебя за раскрытие взрыва вопрос долгий, бери тысячу себе. Заслужил. Следующие неси…

– Только по возвращению с гастролей, не раньше конца февраля.

– Да, эти твои «Песняры»…

– Наши. Национальное достояние.

– Что то заработаешь и на гастролях. На «Верасе» больше. Становишься состоятельным мужчиной.

– Пара тысяч ещё есть. От матери и от стройотряда.

– Итого три… По поводу твоих просьб – о машине и кооперативе. С чёрной «Волгой» не советую шутить. Она – универсал, приметная. Грузины не оставят нас в покое. Обнаружат тебя на ней, будут проблемы. Отложи. Пусть с ней возится милиция. Кооператив – тоже дело не быстрое. Но у меня есть более интересный вариант. Так и быть, уделю полчаса времени.

«Жигуль» доехал до Орловской, свернул в сторону Карастояновой и по ней углубился в Сельхозпосёлок. Читая названия улиц и улочек, недавно слышанных, Егор вспомнил, где именно они фигурировали: в справке об ограблении Томашевичем сберкассы, это был маршрут погони за «УАЗом».