Везич
нашел профессора в маленьком зале для преподавателей. Тот сначала
недоумевающе поглядел на полковника, потом недоумение сменилось детским,
неожиданным на его лице интересом, а потом Везич прочитал на лице историка
ужас.
Профессор сидел в пустом зале, совершенно один, обложенный горою
книг, и Везичу казалось, что он чувствует себя неприступным и сильным,
когда отделен от мира такой баррикадой фолиантов.
- Немедленно уходите отсюда, - шепотом сказал Везич. - Немедленно. И
скажите всем вашим друзьям, чтобы они тоже уходили. В ближайшие два-три
дня начнутся массовые аресты. Я Везич, редактор Взик говорил вам обо мне.
Это я звонил вам. Цесарец в тюрьме. Вам надо исчезнуть. Эмигрировать.
Затаиться.
- Эмигрировать и затаиться, - так же шепотом повторил Мандич. - А
драться будет кто? Кто будет драться?
- Тише вы...
- Здесь нет шпиков!
- Есть. Здесь всегда было очень много шпиков. В библиотеках и
университетах нельзя жить без шпиков, профессор. Словом, времени у вас
нет. Скажите друзьям, что все картотеки на коммунистов будут переданы
немцам. И сразу же пойдут аресты. Повальные. Вторжение намечено
послезавтра. В Белграде празднуют пасху; люди будут пьяны и беззаботны -
самое время начинать против них войну.
- А если я истолкую ваши слова как полицейскую провокацию? - спросил
Мандич. - Что, если вы просто-напросто запугиваете? Может, вы хотите,
чтобы мы эмигрировали? Может, вы хотите расчистить поле для себя, чтобы
вам никто не мешал творить ваше зло?! Так может быть?
- Может быть и так.
- Ну а почему в таком случае я должен вам верить?
- Слушайте, вы никогда не были функционером, и слава богу, иначе бы
вы сразу завалили организацию - при вашем-то темпераменте. Сообщите мои
слова своим товарищам. Они оценят эти слова правильно. Только сделайте это
сейчас же. Немедленно, профессор!
<...Он мне не поверил, - понял Везич, останавливая машину около дома
Ивана Кречмера, работавшего в <Интерконтиненталь турист-биро>. - Он мне не
поверил, и его можно понять. Я не так говорил. С ними надо говорить
по-иному. Я должен был сказать, что для продолжения борьбы сейчас надо
затаиться и уйти в подполье. Тогда бы он поверил. А я говорил с ним как с
самим собой. Чем больше добра мы хотим сделать другому, тем больше мы
стараемся отдавать ему свои мысли и этим приносим зло, ибо каждый человек
живет по-своему>.
Из <Интерконтиненталь турист-биро> Везич поехал к Ладе.
- Вот, - сказал он, положив на стол билеты, - в три часа ночи мы
улетаем. Собирай чемоданы. Только самое необходимое. Я съезжу к приятелю и
вернусь.
- У тебя нет приятелей, - сказала Лада. - У тебя никого нет, Петар.
Не езди.
Он посадил ее рядом с собой. |