Одна из газетных публикаций, посвящённая следственному эксперименту по растворению человеческого тела в растворе поташа и каустической соды, проведённом профессорами Хейнсом и Белафонтейном.

Подготовка к судебному процессу над Адольфом Лютгертом шла полным ходом, когда во второй декаде августа для стороны обвинения возникли неожиданные проблемы, причем оттуда, откуда никто не ожидал. Много неприятностей прокурору Динану доставил Александер Гротти со своим неуместным рассказом о встрече с Луизой, но к 10 августа эту токсичную тему вроде бы удалось перебить. Гротти исчез со страниц газет, и ничто уже не напоминало жителям Чикаго о существовании этого свидетеля. Но воистину по «закону подлости» появились другие свидетели, о существовании которых в тот момент никто не подозревал.

Началось всё с того, что к окружному прокурору явился некий Николас Фейбер (Nicholas Faber), прочитавший в газетах официальную версию убийства Луизы Лютгерт её мужем, и заявивший, что в действительности события развивались не так, как написано в газетах. По его словам, Адольф и Луиза вместе пришли на территорию фабрики через калитку со стороны сада! Фейбер, работавший на фабрике штатным пожарным, лично видел супругов около 23 часов 1 мая. Ошибка опознания исключалась — Фейбер хорошо знал обоих и спутать их с другими людьми не мог.

От Фейбера прокурор Динан поначалу отмахнулся, списав его рассказ на банальную путаницу в датах, дескать, пожарный видел супругов ранее и попросту перепутал дни.

Однако через день в офис Динана явился другой свидетель с рассказом, во всём схожим с рассказом Фейбера. Новым свидетелем оказалась 20-летняя Эмма Шимке (Emma Schimke), и самое интересное в её показаниях заключалось в том, что в тот вечер она была не одна! Девушка возвращалась домой вместе с 16-летней родной сестрой Готтлибой Вильгельминой Шимке (Gottliebe Wilhelmina Schimke). Сёстры прошли по Эрмитаж-авеню вдоль ограды, отделявшей резиденцию Лютгертов от тротуара, и видели мужчину и женщину, вышедших из здания и направившихся в сторону сада. Эмма хорошо рассмотрела этих людей, поскольку на крыльце резиденции светили 2 фонаря, девушка опознала по фотографиям Адольфа и Луизу Лютгерт.

Готтлиба полностью подтвердила сообщение старшей сестры.

Таким образом, к середине августа уже 3 человека уверенно опровергали — пусть и частично! — версию обвинения. Получалось, что муж убил Луизу не там и не тогда, где и когда предполагала прокуратура. И признание этого неприятного факта влекло вполне обоснованный вопрос: если обвинение ошиблось в этом вопросе, то, может быть, оно ошиблось в чём-то ещё? Например, в выборе подозреваемого…

Окружной прокуратуре надо было что-то срочно предпринимать. Свидетелям можно было бы попробовать заткнуть рты — это, наверное, было бы не очень сложно сделать — однако могли появиться новые свидетели. Кроме того, свидетели могли отправиться со своими рассказами к адвокату Винсенту, и кто знает, как тот сумел бы использовать их слова для защиты Лютгерта.

По здравому размышлению прокурор Динан решил воспользоваться мудростью, восходящей чуть ли не ко временам Римской Империи: если не можешь остановить процесс, возглавь его!

Окружной прокурор склонился к мысли переделать официальную версию событий. И тут к месту пришлись показания того самого О'Коннелла (или О'Доннелла), упоминавшиеся ранее. Напомним, этот человек утверждал, будто, проходя по Диверси-стрит, слышал около полуночи женский крик. Услышанное до такой степени его встревожило, что он даже принялся заглядывать в окна заводоуправления… В своё время обвинение отмахнулось от этих показаний как идущих вразрез с официальной версией, однако теперь это эпическое повествование оказалось очень даже к месту! И поэтому когда во время судебного процесса пришло время озвучить обвинительное заключение, выяснилось, что оно довольно сильно отличается от того варианта, о чём в своём месте ещё будет сказано несколько слов.