Если бы суд закрылся в тот день, то Адольф Лютгерт был бы оправдан без малейших колебаний присяжных. Аргументация защиты выглядела логичной и исчерпывающе полной, а неполнота и предвзятость следствия были продемонстрированы очень убедительно, и эти очевидные успехи адвокатов не оставляли шансов обвинению. Однако после заслушивания свидетелей защиты [так называемого «дела защиты»] судебный процесс не завершался. По процедуре, принятой в англо-американском праве, сторонам предоставлялась возможность провести уточняющие передопросы свидетелей, выступавших ранее. Смысл этого действия заключался в том, что каждая из сторон получала право парировать доводы противника, которые на данном этапе стали уже полностью известны, теми аргументами, что не озвучивались ранее. При этом новых свидетелей в процесс вводить было нельзя — данное ограничение представлялось необходимым во избежание затягивания суда и вовлечения в полемику новых лиц [что могло продолжаться бесконечно].

У прокурора Динана остался единственный способ нейтрализовать успешную защиту адвоката Винсента — провести уточняющие передопросы свидетелей таким образом, чтобы сказанное ими хоть как-то опровергало аргументацию защиты обвиняемого. Проблема заключалась лишь в том, что все свидетели, выступавшие ранее в ходе судебного процесса, не могли опровергнуть утверждения мистера и миссис Чарльз, Мэри Саймеринг, доктора Оллпорта, метеоролога Генри Кокса и многих других свидетелей защиты.

Тогда окружной прокурор решился на то, чего делать, вообще-то, не позволялось — 7 октября он заявил о намерении вызвать в суд новых свидетелей! Это было против правил, и адвокат Винсент вполне обоснованно заявил протест. Однако судья Татхилл, вспомнив старую истину «мой суд — мои правила», отклонил протест Винсента и удовлетворил ходатайство обвинителя.

Сначала в зале суда появился Уилльям Фольбах (William Follbach), конюх Лютгерта. Отвечая на вопрос прокурора, он заявил, что 2 мая Мэри Саймеринг сообщила ему, будто хозяйка [то есть Луиза Лютгерт] находится в комнатах наверху. По версии обвинения горничная умышленно обманула конюха, скрыв от него факт исчезновения женщины. Адвокат Фален в ходе перекрёстного допроса пытался добиться от Уилльяма Фольбаха каких-либо оговорок, дававших основание оспорить дату разговора, но сделать ему это не удалось, и свидетель показаний не изменил.

Уилльям Фольбах, конюх подсудимого, произвёл на всех, присутствовавших в зале суда, хорошее впечатление. Он казался человеком простым и бесхитростным, из числа тех, о которых обычно говорят «без камня за пазухой». То, что обвинению удалось столкнуть его с Мэри Саймеринг, также производившей впечатление женщины простой, доброй и открытой, явилось большой удачей прокурора Динана. Показания этих свидетелей находились в непримиримом противоречии, и теперь каждый из членов жюри присяжных был вынужден определиться с тем, кто именно — Фольбах или Саймеринг — солгал под присягой. Конечно, ложь могла оказаться неумышленной, но от этого она не переставала быть ложью!

После конюха свидетельское место повторно заняла Кристина Фелдт, появлявшаяся в зале суда месяцем ранее. Ей были предъявлены кольца, найденные в среднем чане в подвале фабрики, и Кристина их уверенно опознала. Совершенно очевидно, что её вызов в суд был призван парировать утверждение Марии Чарльз, согласно которому эти улики не имеют отношения к исчезнувшей женщине.

Затем главный обвинитель вызвал в качестве свидетеля Артура Четлэйна (Arthur H. Chetlain), судью окружного суда, к которому 17 мая была доставлена Мэри Саймеринг, задержанная полицией Чикаго 2-я сутками ранее без ордера на арест. Появление её в тот день в суде обуславливалось немаловажной причиной — адвокат горничной потребовал «хабеас корпус», а потому допрос женщины пришлось прервать.