К тому же за столиком напротив четыре женщины, и все отлично выглядят – блондинки с большими сиськами. На одной шерстяное платье‑рубашка от Calvin Klein; вторая одета в шерстяное вязаное платье и жакет с застежкой из фая от Geoffrey Beene; третья в юбке из плиссированного тюля и бархатном бюстье, по моему, от Christian Lacroix, на ногах у нее туфли на шпильке от Sidonie Larizzi; четвертая – в черном с блестками платье без пояса, поверх которого надет жакет от Bill Blass (шерстяной креп). Теперь играют Shirelles, «Dancing in the Street»: из‑за высоких потолков и мощных колонок звук такой громкий, что нам приходится кричать нашей фигуристой официантке. На ней двухцветный шерстяной костюм с бисером от Myrone de Premonville и высокие бархатные ботиночки. Мне кажется, что она кокетничает со мной: соблазнительно смеется, когда я выбираю на закуску ската и кальмара с красной икрой, проникновенно смотрит, когда я заказываю запеканку из лосося с зеленым соусом томатилло. Я вынужден состроить озабоченное, убийственно серьезное выражение и уставиться на стаканы с розовым коктейлем Bellini, чтобы она не подумала, будто я слишком заинтересовался. Прайс заказывает тапас, оленину с йогуртовым соусом и салат из папоротника и манго. Макдермотт – сашими с козьим сыром и копченую утку с эндивием и кленовым сиропом. Ван Паттен берет колбаску из морского гребешка и лосось‑гриль с малиновым уксусом и гуакамоле. В ресторане на полную мощность работает кондиционер, и я начинаю сожалеть, что не надел новый пуловер от Versace, купленный на прошлой неделе в Bergdorf's. Он бы хорошо смотрелся с моим костюмом.
– Не могли бы вы, пожалуйста , забрать эти коктейли, – обращается Тим к официанту, указывая на Bellini.
– Погоди, Тим, – говорит Ван Паттен. – Успокойся . Я их выпью.
– Это европейская дрянь, Дэвид, – поясняет Прайс. – Европейская дрянь.
– Возьми мой , Ван Паттен, – предлагаю я.
– Подожди, – говорит Макдермотт, останавливая официанта. – Я свой тоже выпью.
– Зачем? – спрашивает Прайс. – Ты что, пытаешься произвести впечатление на эту армянскую цыпочку в баре?
– Какую еще армянскую цыпочку? – Ван Паттен неожиданно заинтригован, он вытягивает шею.
– Уноси все коктейли! – вскипает Прайс.
Официант покорно забирает стаканы и, кивнув неизвестно кому, уходит.
– Кто дал тебе право распоряжаться? – ноет Макдермотт.
– Поглядите, парни. Смотрите, кто пришел, – присвистывает Ван Паттен. – Мать честная.
– Ради бога, только, блядь, не Пристон, – вздыхает Прайс.
– О нет, – зловеще произносит Ван Паттен. – Он нас пока не заметил.
– Виктор Пауэл? Пол Оуэн? – неожиданно испугавшись, спрашиваю я.
– Ему двадцать четыре года, и у него отвратительно много денег, скажем так, – с ухмылкой подсказывает Ван Паттен. Человек его, очевидно, приметил, и на лице Ван Паттена вспыхивает лучезарная улыбка. – Настоящий говнюк .
Я вытягиваю шею, но не могу понять, кто там и что.
– Это Скотт Монтгомери, – произносит Прайс. – Да? Скотт Монтгомери.
– Возможно, – подначивает Ван Паттен.
– Карлик Скотт Монтгомери, – говорит Прайс.
– Прайс, – говорит Ван Паттен. – Ты бесподобен.
– Смотрите, какой я сейчас изображу восторг, – замечает Прайс, обводя взглядом стол. – Ну, я ведь всегда прихожу в восторг, встречая кого‑нибудь из Джорджии.
– Ух‑ты, – произносит Макдермотт. |