|
Так первые таинственные взятки, С стыдливостью соединив расчет, Чиновник бессознательно берет. XLIII Они гуляли много по лугам И в роще (муж, кряхтя, тащился следом), Читали Пушкина по вечерам, Играли в шахматы перед обедом, Иль, волю дав лукавым языкам, Смеялись потихоньку над соседом… Иль иногда рассказывал Андрей О службе занимательной своей. XLIV Тогда, как струйки мелкие реки У камышей, на солнце, в неглубоких Местах, иль как те светлые кружки В тени густых дубов и лип широких, Когда затихнет ветер, а листки Едва трепещут на сучках высоких, – По тонким губкам Дуни молодой Улыбки пробегали чередой. XLV Они смеялись часто… Но потом Весьма грустить и горевать умели И в небо возноситься… Под окном Они тогда задумчиво сидели, Мечтали, жили, думали вдвоем И молча содрогались и бледнели – И тихо воцарялся в их сердцах Так называемый «священный страх». XLVI Смешно глядеть на круглую луну; Смешно вздыхать – и часто, цепенея От холода, ночную тишину «Пить, жадно пить», блаженствуя, немея… Зевать и прозаическому сну Противиться, затем, что с эмпирея Слетают поэтические сны… Но кто ж не грешен с этой стороны? XLVII Да; много так погибло вечеров Для них; но то, что в них тогда звучало, То был любви невольный, первый зов… Но то, что сердце в небесах искало, Что выразить не находили слов, – Так близко, рядом, под боком дышало… Блаженство не в эфире… Впрочем, кровь Заговорит, когда молчит любовь. XLVIII Проворно зреет запрещенный плод. Андрей стал грустен, молчалив и странен (Влюбленные – весьма смешной народ!), И смысл его речей бывал туманен… Известно: труден каждый переход. Наш бедный друг был прямо в сердце ранен. Она с ним часто ссорилась… Она Была сама смертельно влюблена. XLIX Но мы сказать не смеем, сколько дней, Недель, годов, десятков лет волненья Такие продолжаться в нем и в ней Могли бы, если б случай, – без сомненья, Первейший друг неопытных людей, – Не прекратил напрасного томленья… Однажды муж уехал, а жена Осталась дома, как всегда, одна. L Работу на колени уронив. Тихонько на груди скрестивши руки И голову немножко наклонив, Она сидит под обаяньем скуки. И взор ее спокоен и ленив, И на губах давно затихли звуки… А сердце – то расширится, то вновь Задремлет… Но щекам играет кровь. LI Но мысли не высокой предана Ее душа; напротив, просто «вздором», Как люди говорят, она полна… Улыбкой грустной, беспокойным взором, Которого вчера понять она Еще не смела, длинным разговором И тем, что выразить нельзя пером… Знакомый шаг раздался под окном. LII И вдруг – сам бес не скажет почему – Ей стало страшно, страшно до рыданий. Боялась она, что ли, дать ему В ее чертах найти следы мечтаний Недавних… Но в таинственную тьму Чужой души мы наших изысканий Не будем простирать. Прекрасный пол, Источник наших благ и наших зол, LIII Не всем дается в руки, словно клад, Зарытый хитрой ведьмой. Молчаливо Она вскочила, через сени в сад Бежит… в ней сердце бьется торопливо… Но, как испуганная лань, назад Приходит любопытно, боязливо, И слушает, и смотрит, и стрелка Не видит, – так, на цыпочках, слегка. |
