Однако этим утром его прославленная деловая хватка ему изменяла. Этим утром Дэвид Айшег мог думать только о прекрасном женском лице.

Они встретились два месяца назад на благотворительном балу, одном из ужасающе скучных официальных мероприятий в отеле «Оберой», где представители хедж-фонда и частные акционеры устроили аукцион всякой дряни. Ставки достигали сотен тысяч долларов. Аукцион вроде бы имел целью «собрать деньги для бездомных детей», но на деле превратился в вульгарное шоу, где богачи стремились перещеголять друг друга в присутствии любовниц. Обычно Дэвид избегал подобных мероприятий, как чумы, жертвуя деньги анонимно, банковским переводом, как всякий нормальный порядочный человек, которого совершенно не интересуют балы, на которых его открыто преследовали толпы обезумевших охотниц за деньгами. Женщины на подобных мероприятиях были хуже мужчин. Бесстыдные золотоискательницы с лицами, нашпигованными ботоксом, и полным отсутствием мозгов. Правда, они могли с другого конца комнаты унюхать, сколько у мужчины денег, как тренированные полицейские собаки мгновенно чуют спрятанные наркотики. Эти особы его откровенно пугали.

К несчастью, быть одним из самых заметных членов деловой общины Мумбаи означало, что время от времени он должен был появляться на подобных благотворительных мероприятиях. Но на этот раз Дэвид впервые был рад, что приехал.

Она сидела за угловым столиком и казалась такой же скучающей, как он сам. Это была не надменная аффектированная скука моделей, которые не отрывали глаз от Дэвида, опьяненные собственной красотой настолько, что считали всех остальных ниже себя, но искренняя, смертельная скука умного человека, вынужденного вести беседу с компанией ревущих ослов.

Одета она была просто, в прямое черное платье, явно не от модного дизайнера, но ее красота не нуждалась в украшениях. С высокими скулами, бледной кожей, умными темно-карими глазами и лицом, обрамленным черными волосами, подстриженными в стиле Клеопатры, она обладала некой духовной силой, аурой, которая притягивала Дэвида. Почувствовав его взгляд, она подняла глаза и улыбнулась.

Ее звали Сара Джейн Хьюз. Она была школьной учительницей, но работала на благотворительную организацию, помогавшую обучать детей из трущоб. Сара была ирландкой, всего на несколько лет младше Дэвида, и оказалась уморительно забавной. Пародии на инвестиционных банковских зануд за ее столиком заставляли Дэвида умирать со смеху и через несколько дней после бала, а лицо, которое невозможно было забыть, преследовало его: недаром он то и дело удирал с важных совещаний, чтобы проверить, перезвонила ли она и согласилась ли на свидание.

Она не перезвонила.

Дэвид, бывало, встречался с недотрогами, разыгрывавшими недоступность. Те, кто поумнее, понимали, что самый завидный жених в Мумбаи был также и закоренелым холостяком и терпеть не мог навязчивости. Но Сара Джейн ничего не разыгрывала. Она действительно была занята уроками, детьми, делами. И при их первой встрече понятия не имела, кто такой Дэвид, а когда узнала, не придала этому значения.

Дэвид уже понял, что влюбился. И это произошло мгновенно. Но как только Сара Джейн согласилась на свидание с ним, потребовался месяц, чтобы убедить ее, что она испытывает то же самое. Как раз когда он уже поверил, что такого с ним никогда не случится, что таблоиды правы, утверждая, что он просто не из тех, кто женится, Дэвид нашел женщину своей мечты. И был невероятно, ослепительно счастлив.