-  Вы не имеете формального права меня задерживать! - вместо ответа прошипел он. - Я буду жаловаться! Вы за все ответите!

    -  Так, что у тебя в кармане? - повторил я вопрос и еще чуть поднял и так до предела заломленную руку.

    Он замычал от боли и признался:

    -  Не надо, больно. Там наган, у меня на него есть разрешение.

    -  А на стрельбу по людям у тебя тоже есть разрешение?

    -  На какую стрельбу! Вы меня с кем-то путаете! Я вас первый раз вижу!

    -  Вот мы сейчас вызовем полицию, предъявим ей труп, который лежит наверху, ваш наган, и пусть полиция выясняет, с кем мы вас перепутали, - пообещал Илья Ильич равнодушным голосом.

    -  Господа, умоляю, отпустите меня, у меня жена и дочка больная. Ну, что я вам сделал, господа…

    Я левой рукой влез в карман пальто мужа и отца, вытащил из него белый, никелированный наган и отпустил его заломленную руку. Человек выпрямился и начал усиленно тереть плечо.

    -  Господа! Право, это какая-то ошибка, я шел своей дорогой…

    -  Сейчас я сверну тебе шею! Ты меня опять злишь! - свирепо пообещал я, надвигаясь на киллера и для острастки вращая глазами.

    -  Не нужно, он и так все расскажет, - остановил меня Илья Ильич. - Право, голубчик, лучше рассказывайте, а то, не дай бог, ваша дочка останется сиротой.

    -  Нечего мне рассказывать! - заныл он.

    -  Убью! - закричал я, скрипнул зубами и занес над стрелком кулак.

    Он инстинктивно съежился и метнулся под защиту «доброго» Поспелова.

    -  Господа, я ничего плохого, я со своим превеликим удовольствием… Господин хороший, помилосердствуйте!

    -  Пройдемте в кабинет, - ласково сказал ему Илья Ильич, стараясь не глядеть на встревоженную Анну Ивановну, прибежавшую на крики из кухни, - Аннушка, у нас тут случайный гость, обедать будем чуть позже…

    -  Предупреждаю, все остынет! - сердито ответила она.

    -  Вот видите, голубчик, что вы натворили! - укоризненно говорил Поспелов киллеру, подталкивая его в спину. - Нет, пусть мой товарищ сам с вами разбирается.

    Гуськом мы прошли в кабинет хозяина. «Убийца» выглядел совершенно сломленным и жалким. При свете я разглядел его. Это был человек лет сорока, слабый и сутулый, с резко очерченным лицом, изборожденным жесткими вертикальными морщинами. Руки у него дрожали от испуга, и он часто моргал, так, что невозможно было разглядеть его глаз.

    -  Я все расскажу, только не убивайте, господа хорошие, - бормотал он машинальным, лишенным оттенков голосом. - У дочки чахотка, ей на море нужно, а денег нет… Польстился… Только жизнь сохраните…

    Я сдуру, почти поверил в ничтожность и раскаянье убийцы, упустил из вида, что несколькими минутами раньше из простого нагана с семидесяти метров, через занавесь, он расколотил на куски мою предполагаемую голову. Как, собственно, ошибся и он, посчитав нас за лохов, играющих в хорошего и плохого полицейских. Отрезвил меня случайно замеченный сквозь его трусливо моргающие ресницы холодный, спокойный взгляд, которым он смерил Илью Ильича. Мне стало понятно, что нашими дешевыми психологическими приемами мы ничего от него не добьемся. Он блестяще играл роль труса и ничтожества и почти убедил, что ничуть не опасен. Нужно было попытаться расколоть его другими способами, если вообще будет возможно что-нибудь вытянуть из этого увертливого, жестокого человека.