Изменить размер шрифта - +

    Я обернулся. Домоправительница спокойно стояла в проеме дверей, сложив руки под грудью и, улыбнувшись мне, строго добавила:

    -  Кончайте с ним скорее, через десять минут я подаю обед.

    Такое олимпийское спокойствие женщины после стрельбы в доме и окровавленного человека на полу меня удивило, но Илья Ильич, догадавшись, о чем я думаю, разъяснил ситуацию:

    -  Привыкла. Она и не такое здесь видела.

    -  У меня только бельевая веревка, - сказала домоправительница, опять входя в комнату, и протянула мне моток. - Постарайтесь ее не запачкать.

    Я поблагодарил женщину и, перевернув пленника на живот, связал его запястья, потом, подумав, ноги и, наконец, перестраховываясь, благо шнур был длинный, притянул руки к ногам в милицейскую «ласточку». «Непротивленка злу насилием» несколько раз порывавшаяся протестовать против моего негуманного обращения с пленником, но когда увидела его длинный, бандитский нож, передумала бороться за права убийцы и, как ни странно, успокоилась.

    Мы, оставив дверь в кабинет настежь открытой разошлись по своим покоям мыть руки и готовиться к трапезе. Обед, поданный раскрасневшейся от комплиментов Анной Ивановной, превзошел все мои ожидания: суп из белой спаржи, нежнейшая буженина, запеченная в тесте телятина, фаршированный овощами рыбец, пирог с шампиньонами, и на сладкое сливочное мороженное и торт «Наполеон». К каждому блюду присовокуплялись свои напитки. К концу обеда мне стало понятнее льстивое отношение хозяина к домоправительнице. У Анны Ивановны был явный кулинарный талант.

    За столом все вели себя естественно, и никто ни разу вслух не вспомнил о бедном узнике, валяющемся на полу в соседней комнате. Разговоры касались исключительно поварского таланта «милой Аннушки». Хозяин трунил над моим голодным восхищением изысканными блюдами, Татьяна Кирилловна пыталась вспомнить, чем особенным кормила их дома маменькина кухарка. Короче говоря, о пленнике все как бы забыли.

    Он, между тем, давно пришел в себя и мог наслаждаться стуком ножей и вилок, доносившимися из столовой.

    После основного обеда мы с Ильей Ильичем, как и вчера, перешли пить «кофей» в кабинет и тут, будто случайно, вспомнили о бедном страдальце.

    -  А с этим что будем делать? - спросил я хозяина, - взглядом указав на лежащего на полу бедолагу. - Я думаю, в живых его оставлять не стоит…

    -  Не смею с вами спорить. Он в полной вашей власти.

    -  Знаете, любезнейший Илья Ильич, мне не хочется просто так его убить. - признался я. - У этого человека слишком много грехов. Нужно дать ему возможность покаяться. У меня есть на примете один замечательный подвал, его можно там замуровать. Пусть посидит в тишине и покое, вспомнит свою жизнь, невинно убиенных, а потом, когда преставится без церковного покаяния, даст Бог, станет привидением и будет нас с вами пугать по ночам.

    Мы оба посмеялись моей «тонкой» шутке.

    -  У меня и здесь есть подходящее для такой цели помещение, - предложил упростить задачу Илья Ильич. - Специальная маленькая каморка под домом. А потом… когда приспеет время, мы спустим его в канализационный канал…

    -  А если я все расскажу? - без приглашения вмешался в разговор киллер.

    -  Тогда я, так и быть, вас просто застрелю, - ответил я. - Только, боюсь, вас это не устроит…

    -  Я могу быть полезным. Я много чего знаю и многое умею…

    -  Ну, судя по тому, что вы здесь лежите, не очень, - с сомнением в голосе сказал Поспелов.

Быстрый переход