В подсобке, комнате отдыха надзирателей, были только стол и несколько стульев. На одном из них аккуратной стопкой лежало жандармское обмундирование. Рядом на полу стояли сапоги.

    -  Переоденься, господин студент, под тебя одежу подбирал, авось, не ошибся.

    Я, не стесняясь его присутствия, скинул тюремную одежду и облачился в полную форму рядового жандарма. Она оказалась почти впору, только сапоги немного жали. Пока я переодевался, надзиратель молча сидел за столом, опустив голову на руки.

    -  Готов, - сказал я, в завершение туалета надевая шинель и черную шапку с бараньей опушкой и царской кокардой.

    Нестеренко поднял голову и посмотрел на меня измученными, слезящимися глазами. Потом встал и поправил на мне одежду.

    -  Ну, с Богом. Если что, не держи на меня сердца. Все одно тебе здесь было не жить. Не так, так иначе…

    -  Понятно, спасибо тебе.

    Он кивнул, и мы вышли из комнаты.

    -  Иди за мной, - велел он, - и как ни что, молчи.

    Я понял, что он имеет в виду, и не переспросил.

    Мы, не торопясь, двинулись к выходу. Дорогу я помнил. В конце коридора мой чичероне отпер специальным ключом решетчатую дверь, и мы оказались на лестнице. По ночному времени в тюрьме было тихо. Навстречу нам поднимался человек в одежде надзирателя. Увидев нас, остановился.

    -  Далеко, Нестеренко? - спросил он.

    -  До господина полковника, - ответил тот, - вот, новенького к нему веду.

    Встречный надзиратель насмешливо посмотрел на меня и двусмысленно хмыкнул:

    -  Крестить, что ли?

    -  Это мне без интереса, - ответил Нестеренко, - мне велено, я исполняю.

    -  Ну, удачи, - засмеялся он. - После их высокоблагородия в баню сходи и в церкви свечку поставь, грехи смой.

    -  Что это он? - спросил я, когда мы остались вдвоем.

    -  Блуд все это, грех и подлость, - угрюмо сказал Нестеренко и, не оглядываясь, пошел вперед.

    У ворот нас остановил сонный часовой.

    -  Куда, Нестеренко, так поздно? - спросил он моего провожатого, одновременно освещая мне лицо фонарем. - Что-то я тебя, служивый, не признаю, никак, новенький?

    -  Новей не бывает, - как всегда угрюмо ответил Нестеренко, - второй день служит. К полковнику.

    Часовой осклабился и опять осветил меня:

    -  Такой подойдет, привет ихнему высокоблагородию.

    -  Тьфу на вас всех, - проворчал надзиратель. - Ни стыда, ни совести. Ты-то, Петро, взрослый мужик, а туда же!

    -  Мне-то что, я в своем праве. После смены в трактир пойдешь?

    -  Там видно будет, - ответил Нестеренко, выходя за тюремные ворота. Я держался за ним следом. Часовой запер за нами калитку, и я оказался на свободе. Что представляет собой полковник Прохоров, я теперь представлял вполне реально, но обсуждать с конвоиром не стал. Мы двинулись в сторону Савеловского вокзала. Я поравнялся с Нестеренко, и мы пошли рядом. Меня все время подмывало ускорить шаг и как можно быстрее убраться из опасного места, но я умерял темперамент и старался не спешить. Совершенно неожиданно в голову пришла сумасшедшая, шальная идея. От удовольствия я даже стукнул кулаком в ладонь и притопнул ногой.

    -  Ты что это? Радуешься, что из Бутырок вышел? - спросил надзиратель,

    -  Это само собой, и еще есть у меня одна интересная мыслишка…

    -  А мне теперь свое душегубство век замаливать, - совсем не в тему сказал он.