|
Она знала, что этот взгляд выражает сомнение в ней, желание получить отчет за совершенные поступки, неспособность его забыть ту горечь, которую вызывало в нем все ее прошлое. Немой вопрос, который он мог прочесть в ее глазах, остался без ответа. По мере того, как они продвигались вперед, смешанный шум прибоя и человеческих голосов становился все явственнее. Умноженный отзвуками эха, этот шум еще более усилился, когда они подошли к скоплению красных скал,.на которые с грохотом накатывались волны. Тревожным и странным казалось только одно: нигде не было видно ни единого человека. Наконец Анжелика различила на море по ту сторону скал маленькие черные точки на поверхности волн. Это были головы отважных маленьких пловцов. - Это любимая забава местных детей, - сказал Жоффрей де Пейрак. Игра заключалась в том, что дети подстерегали самую высокую волну, в бурлящей пене неслись на ее гребне к скалистой гряде и там цеплялись за уступы, прежде чем волна хлынет в грот. Затем дети взбирались на вершину скалы, ныряли в воду, и все начиналось сначала. Глядя на них, Анжелика оцепенела. В этом зрелище ее привлекала не столько опасность, которой подвергались пловцы, сколько уверенность в том, что она уже наблюдала нечто подобное. И теперь она пыталась вспомнить: где и когда. Наконец она повернулась к мужу, чтобы поделиться с ним своими ощущениями. И вдруг из сумерек памяти до нее донесся юный голос, как бы звавший ее из грота. Все это было как во сне. Но сон был не ее, а Флоримона. Слух ее как бы вновь уловил слова, которые он произнес как-то вечером в замке Плесси, когда над ним нависла смертельная опасность. “Я видел во сне моего отца и брата... Кантор стоял на гребне большой белой волны и кричал мне: “Иди ко мне, Флоримон... Иди, это так весело...” Они сейчас в Стране Радуг”. Глаза Анжелики широко открылись. Она видела наяву то, что грезилось Флоримону. В листве трепетали радуги. Накатывалась белая волна... - Что с вами? - с беспокойством спросил Жоффрей де Пейрак. - Не знаю, что со мной происходит, - сказала побледневшая Анжелика. - Я уже видела это во сне. Точнее, не я. “Но как я могла видеть это в действительности, - прошептала она, обращаясь к самой себе... - Только у детей бывают такие предчувствия..." Она не осмеливалась произнести имя Флоримона. Их пропавшие сыновья стояли между ними. Самые тяжкие упреки, которые ей пришлось выслушать, касались именно их. И сегодня, после восхитительных часов, которые они провели в объятиях друг друга, ей не хотелось напоминать об этом эпизоде. Но все было так, как если бы она видела перед собой с необычайной остротой маленького Флоримона. Уже много лет она ни разу не видела его столь отчетливо. Вот его ослепительная улыбка, его неотразимые глаза, вернее, зрачки. “Мама, надо уезжать”... Он сказал ей это, чувствуя, что вокруг бродит смерть, но она не послушалась его, и он убежал сам, движимый инстинктом жизни, который - слава Богу! - направляет импульсивные поступки молодости. Он не мог применить силу, чтобы спасти свою мать и брата, бедный малыш, но, по крайней мере, спас свою собственную жизнь. Отыскал ли он эту страну, полную радуг, где он мечтал встретиться с отцом и Кантором? Кантором, погибшим семью годами ранее в Средиземном море... - И все же, что с вами? - спросил граф, сдвигая брови. Она попыталась улыбнуться. - Ничего. У меня было какое-то подобие видения, как я вам сказала. Позднее объясню, почему. Как вы думаете, где караван? - Давайте поднимемся на этот холм. |
