– Да. Она путает день и ночь.

Билл вздрогнул, заметив у своего локтя телефон.

– Он больше не будет вас беспокоить, – заверил Вейер. – Но давайте вернемся к нашему молодому человеку из Северной Каролины. Вы говорите, он называет себя Лосмарой?

– Да. И это анаграмма Сары Лом, женщины, которую, как я вам рассказывал, я встречал пять лет назад.

– И оба – анаграммы другого имени. – Он устало улыбнулся и покачал головой. – Все в игрушки играет.

– Какого другого? – спросил Аугустино, сидевший на диване справа от Билла.

– Расалом.

– Что это за имя такое?

– Очень древнее.

– Это что, их фамилия? – спросил Билл.

– Чья? – Старик выглядел удивленным.

– Рафа и его сестры.

– Нет никакой сестры. Только один Расалом. В определенных рамках он может принимать разное обличье. Та, что называла себя Сарой, и тот, что называет себя Рафом, – одно и то же лицо.

– Нет, – сказал Билл, закрывая глаза и откидывая назад голову. – Этого быть не может.

– Но почему этого не может быть? После всего, что случилось с пустым насквозь Гербертом Ломом, с Дэнни, почему не поверить в этот нехитрый трюк?

Он открыл глаза и посмотрел на Вейера.

– Это лежит за пределами нашего понимания, да?

– Это лежит за пределами всякого понимания, – сказал Вейер.

– С кем мы имеем дело?

– С Расаломом.

– А кто это, черт его подери? – вмешался Аугустино.

Вейер вздохнул.

– После того, что вы оба видели нынче ночью, я полагаю, вы готовы поверить. Это история очень длинная, а я очень устал, так что изложу ее вам покороче. Расалом некогда был человеком. Рожденным много веков назад. Расалом даже не настоящее его имя, но он принял его и использует с тех пор в разных своих воплощениях. Столетия назад, будучи юношей, он отдал себя во власть силы, враждебной всему, что мы считаем добрым, достойным, разумным. Он стал средоточием запредельного зла, всего темного и враждебного человечеству. Свою мощь он черпает из самого дурного, что в нас есть. Стоит, как плотина, в потоке людской подлости, продажности, разврата, порочности и коварства и черпает из него мощь.

– Мощь? – переспросил Билл. – Что это значит?

– Мощь и власть, которые позволяют ему все изменять. Изменять мир, превращая его в место, наиболее подходящее для силы, которой он служит.

Билл услышал рядом недоверчивое сопение Аугустино.

– Ладно, бросьте. Я хочу сказать, все это похоже на дурацкую сказку.

– Уверен, вы произнесли то же самое, когда ваш друг священник заявил, что мальчик, похороненный пять лет назад, жив.

– Угу, – сказал Аугустино, медленно кивая и передергиваясь. – Тут вы попали в точку. Но все равно это смахивает на игру для «Нинтендо». Ну, знаете, надо остановить Злую Ящерицу, пока она не добралась до Кольца Власти и не принялась править миром. Что‑то в этом роде.

– Да. Только здесь не игра, – заметил Вейер. – Вы никогда не задумывались, почему подобные игры и сказки всегда столь привлекательны, почему они возникают снова и снова, завораживая одно поколение за другим?

– Нет, но, надеюсь, вы мне подскажете.

– Генетическая память. Война вспыхнула очень давно... и была почти проиграна. С такими опустошительными последствиями, что историю человечества пришлось начинать сначала. Но Расалом не оставляет попыток. И каждый раз терпит поражение, ибо всегда сталкивается с кем‑то, кто представляет иную силу.