Марыся поворачивается к бабушке, в ее пустых глазах застыл немой вопрос: «Почему ты мне лжешь, почему скрываешь от меня правду?»
— Не хочу, едь с Дарьей.
— У моря мы сможем поговорить начистоту. Я расскажу тебе то, что ты должна знать обязательно. Пусть и считается, что ты еще маленькая, — решается бабушка: у нее уже не хватает сил и дальше держать внучку в неведении.
— Тогда поехали!
Марыся с готовностью поднимается, чтобы тотчас выйти из дома.
Регата — красивое место. Это охраняемый комплекс у моря, заселенный иностранцами и богатыми ливийцами, которых здесь день ото дня становится все больше. Здесь собраны магазины с эксклюзивным чужеземным продовольствием, теннисные корты, фитнес-клубы. Есть также почта, прачечная и маленькие ресторанчики. Марысе очень понравился один из них — у самого пляжа. В нем можно съесть прекрасные гамбургеры, запить их холодной колой и посидеть в шикарном зале с кондиционером.
Однако бабушка, у которой временами вскипает бедуинская кровь, предпочитает пикники и домашнюю еду из корзинки. Они устраиваются на бетонной плите, спрятавшись от солнца под зонтом из пальмовых листьев. Людей на пляже немного — не то время года, чтобы загорать и плавать: с моря дует бриз, который молниеносно делает влажными и лицо, и одежду.
— Что ты хотела мне рассказать? — как взрослая, спрашивает Марыся, после того как бабушка достала кое-какие домашние вкусности из своей корзинки.
— Может, вначале все-таки поедим? — предлагает женщина, стараясь оттянуть минуту трагического сообщения.
— Я и сама знаю, что мама умерла. Только хочу услышать правду от кого-то из взрослых.
Бабушка замирает и грустно смотрит на Марысю.
— Что теперь с нами будет? Я не хочу оставаться с папой! — дрожа, почти кричит девочка. — Совсем-совсем не хочу!
— Мы поедем с тетей Маликой за границу, далеко-далеко. Туда, где живут черные люди, где деревни из глины и белые дворцы.
— К негритенку Бэмби? — спрашивает Марыся, еще помня книжку, которую читала ей мама.
— Может, и к нему. Там уже ждет нас тетя Хадиджа, а позже к нам приедет и тетя Самира. Нам будет хорошо. Пойдешь в заграничную школу, получишь хорошее образование, и во взрослой жизни тебе будет легче. А я все вынесу ради тебя, моя внученька, потому что очень-очень тебя люблю, — признается пожилая ливийка, и на ее глазах блестят слезы жалости.
— Одни женщины, и ни одного парня… — задумчиво произносит девочка. — Это даже лучше. Это очень хорошо.
Старая арабка хочет обнять щупленькое тело внучки, но та уклоняется, садится в некотором отдалении от нее и наблюдает, как морская вода касается ее ног. Так они сидят час, два… О том, что девочка жива, можно догадаться только по плеску воды. Марыся смотрит перед собой так пристально, что скоро у нее начинают слезиться глаза. А может, и не только от этого?
Огромный и отвратительный дядька наклоняется к Марысе. Обдает ее вонючим дыханием, что-то хочет сказать, но слышны только непонятные звуки. Он очень нервничает и, шумно дыша, делает пару шагов вперед. Марыся наблюдает за мамой, лежащей в спальне поперек кровати. Девочка бросается к ней, раскинув руки, но урод преграждает дорогу и отгоняет, как назойливую муху. А потом лениво бодает ее — голова большая, как каравай хлеба, — и девочка летит, словно мячик. Она останавливается лишь у стены. Ее маленькая сестричка лежит на полу между больших ног преступника, обутых в грязные дырявые сапоги. Мама подняла голову, и Марыся видит ее ангельски красивое лицо. Голубые глаза, опушенные длинными черными ресницами, смотрят на девочку нежно и призывно. Прямые светлые, струящиеся шелком волосы светятся, как нимб.
— Марыся, Марыся! — зовет она неземным голосом. |