— Я тоже рада, дочка. — Старая женщина слегка улыбается, похлопывая обрадованную Хадиджу по спине.

— Извините, maam. — Худой как жердь чернокожий мужчина сгибается пополам перед Маликой. — Въездные ворота не исправили, но багаж мы сейчас внесем.

Договорив это, он спешит с негритянкой, одетой ненамного лучше, к автобусу, и они, сгибаясь под тяжестью чемоданов, переносят их в дом. Малика только стискивает зубы и неприязненно смотрит на мир вокруг.

— Обед подан! — доносится изнутри голос Матильды.

Все, не говоря ни слова, входят внутрь.

— Хорошо все же, что ты здесь. Надеюсь, на этот раз задержишься дольше.

Приземистый мужчина в потертом костюме приводит Малику в темную нору, которая должна служить ей кабинетом.

— В конце концов, я собираюсь отсюда уехать, разве нет? — говорит он невежливо.

Здание посольства, возможно, и не относится к самым красивым в Аккре, но это обширный комплекс с огромный садом, бассейном и многочисленными постройками. Кабинет Малике выделили не в главном здании, а в маленьком строении при консульстве, и вход в него для посетителей расположен со стороны боковой улочки. С визовым отделом у них общая приемная с двумя охранниками в глубине длинного, как трамвай, помещения. У Малики не было выбора ни в отношении участка работы, ни в отношении должности — она согласилась на то, что предложили. Ей не пришлось ждать выезда по дипломатическим каналам, который могли отложить в любой момент. Если она захочет получить что-нибудь получше, это потребует времени и хлопот, но когда нужно выехать немедленно, то будешь благодарен за любую должность. Даже если работа изнуряющая и хуже всех оплачиваемая во всем посольстве, даже хуже, чем деятельность консула.

Малика — политический атташе. Она должна заниматься решением ливийско-ганских проблем, что в принципе невозможно. Это отделение принимает всех посетителей, одни приносят жалобы и декларации о налогах, выплаченных ливийскому правительству, другие — заявления о краже денег из посольства Ганы в Триполи, о содержании нелегальных иммигрантов в лагерях для интернированных, о домогательствах, об изнасиловании, избиениях и даже мародерстве в их районах и, наконец, о беспричинной грубой депортации.

— Надеюсь, у тебя крепкие нервы.

Женщина-дипломат стоит посреди будущего кабинета, сейчас заставленного металлическими стеллажами, на которых громоздятся папки и торчат еще неразобранные документы.

— Ну здесь и пыли! — Малика громко кашляет и демонстративно вытирает нос. — Кто-нибудь когда-нибудь тут убирал?

— А как ты себе это представляешь? — Мужчина, злорадно улыбаясь, показывает на документы. — Если ты такая чистюля, то возьми тряпку и сама наведи у себя порядок.

— Послушай… — Взбесившись, Малика делает шаг в направлении грубияна.

— Ты позволишь перечислить твои обязанности или мне сразу уйти, ваше величество?! — перекрикивает ее ливиец.

Повернувшись спиной, он, больше не обращая внимания, начинает пояснять, тыча пальцем то в одну сторону, то в другую:

— Левая сторона под стеной — это дела закрытые, преимущественно естественным путем: например, смерть посетителя или его неявка по повестке. Все остальные — это висяки, с которыми ты должна ознакомиться. Надеюсь, ты это сделаешь успешно. — Он иронично улыбается. — Или нет, as you wish.

— А есть какой-нибудь реестр? — спрашивает пораженная женщина. — Скоросшиватели, сложенные в алфавитном или, может, хронологическом порядке?..

— Тут что-то когда-то было записано. — Он вручает ей белую от пыли папку. — Но потом ни у кого не было на это времени.

— У меня будет какой-нибудь помощник, секретарь-референт?..

— Ничего себе! — Мужчина весело хлопает себя по толстому заду.