Когда протокол был подписан, следователь зевнул и сказал:

– Ну, Обнорский, ты попал. Теперь будешь изучать криминальную тему изнутри. Ща тебя в камеру определим – там братвы полно… Скажи спасибо, что кое кого уже вышвырнули. Вот если б ты к нам днем попал… Днем у нас был аншлаг. Братаны от духоты сознание теряли. А теперь курорт, всего по пятнадцать харь в камере.

Младший сержант с неприятным угреватым лицом отвел Обнорского вниз, в ИВС. Коридор изолятора был отделен двойной металлической дверью с массивными гаражными замками. Внутри прохаживался милиционер с резиновой дубинкой. Из дальнего ума поблескивал глаз телекамеры. Густей воздух пах массой спертых человеческих тел и вокзальным сортиром, тускло светили лампы, забранные в решетки.

Милиционер обыскал Обнорского. Делал он это сноровисто, ловко. И совершенно равнодушно. В этом равнодушии Андрею показалось даже что то оскорбительное… По стечению обстоятельств он попал в ту же камеру, где еще недавно сидел Батонов. Вот только Вовчик отдыхал один, а Обнорский оказался в помещении три на три метра, забитом людьми. Две трети этого пространства занимали сплошные деревянные нары… Воздух сгустился до невероятного состояния.

– Куда? Куда к нам то? – загалдели сразу несколько голосов. – Веди в следующую – там свободно!

Сержант, не отвечая, подтолкнул Обнорского внутрь и запер дверь. Ключ в замке, лязгая, повернулся на два оборота.

Сергей Березов не появлялся дома двое суток. Занесло Серегу, загулял он, завис у одной давно знакомой проститутки. Загул его был нехорош – ни веселья в нем, ни куража. А только озлобление какое то да тоска. Серега пил водку, нюхал кокаин и молча, никакого удовольствия не получая, трахал испуганную женщину. А она чутьем каким то бабским просекла, что Береза не за сексом к ней пришел, не за кайфом – прячется сам от себя, грех какой то на нем, тяжесть. И хочется ему, чтобы кто то был рядом… хоть проститутка.

Через двое суток Береза сказал:

– Все, подруга, погуляли… поеду. Будь здорова.

Он ушел, оставив на смятой постели половину всей своей налички – и рубли, и баксы… На ржавенькой копейке Сергей поехал домой. И настроение, и самочувствие оставляло желать лучшего. Березов очень хотел принять душ, выпить грамм сто и завалиться спать часов на двенадцать. А если удастся, то больше. Он старался ни о чем не думать, но не получалось.

На одном из перекрестков Сергей увидел таксофон. Решение созрело мгновенно. Он круто заложил разворот, пересек двойную осевую и остановил копейку напротив телефона. Вот так! – думал Береза, листая записную книжку. – Такая, значит, нескладуха выходит.

Он быстро набрал номер Обнорского. В электронных потрохах что то пощелкало, и пошли длинные гудки. Раз, другой, третий… Березов насчитал десять и повесил трубку. Он вышел из кабины и остановился под мелким дождем в осенней питерской ночи.

Вот такая, значит, нескладуха… Береза пытался сказать сам себе что то успокаивающее – ну, нет Обнорского дома… Ну и что? Может, просто спит. На самом то деле он уже знал, что произошло. Догадывался. Уж больно Палыч спешил! Значит, срочно ему нужен был Андрей Обнорский. Очень срочно… Нескладуха, брат, нескладуха.

Береза сел в продавленное сиденье копейки, потер лоб. Благородный порыв пошел на убыль, а вскоре и совсем иссяк. В жестоком мире нет возможности выжить и остаться чистеньким. Или – или. Андрюха Обнорский, видно, кому то сильно помешал или насолил. И за это наказан. Способ Палыч избрал не совсем обычный… Ну да все равно лучше, чем пуля в затылок. Тем более, – успокаивал себя Береза, – что Андрюха еще, может, и выкрутится. У него в ментовском мире знакомых полно… Березов закурил, пустил движок и поехал домой.

Ведро ржавое ставить на стоянку не стал – кому оно нужно? – подъехал прямо к дому.