– Можно, – кивнул Блинов. И подумал, что Федорычу хорошо: он холостяк, никто его за запах не пилит.

– Хорошо тебе, Федорыч… ты холостяк. А меня вот Лорка, как приду подшофе…

– Да, мне хорошо, – перебил Чайковский. – Вот от тебя жена уйдет – и тебе хорошо будет.

Блинов промолчал, он не мог понять, шутит майор или нет. Чайковский произнес свою реплику совершенно бесстрастно… Но что то за этим стояло. Блинов промолчал. Они взяли в кооперативном ларьке пол литра, две бутылки «Балтики» и плавленый сырок. Заодно сделали внушение стайке нетрезвых юнцов, которые били стекла трамвайной остановки. И снова Блинов отметил какое то особое ожесточение Чайковского. Салагам достаточно было отвесить несколько затрещин, но майор бил по настоящему, в полную силу… Да, дела!

Они просидели почти час в салоне восьмерки около подъезда старшего лейтенанта. Выпили, поболтали… Основной темой разговора был выстрел в Никиту Кудасова. В оценке происшедшего опера проявили единодушие: беспредел. Отвечать нужно аналогично… Дружно поругали начальство – от своего гувэдэшного до кремлевских блядей.

Сашке показалось, что майор отошел. Он спросил:

– Так чего ты, Виктор Федыч, такой взведенный был сегодня?

Чайковский сильно затянулся сигаретой. Вспышка подсветила плотно сжатые тонкие губы, резкие складки, расходящиеся от носа.

– Противно, Саня… тошно. Он замолчал. Блинов ждал продолжения, но майор молчал.

– Поясни, Федорыч.

– Ты, Саша, сколько уже служишь?

– Считай – четыре года. Пролетели – не заметил.

– А я пятнадцать… уже пятнадцать. А кажется – двести. И вижу, сколько народу наша служба уже искалечила… и сколько еще искалечит. Ты Сашку Зверева знал?

– Э э э… какого Зверева?

– Ясно. Не знал. Ладно, когда нибудь расскажу его историю. Может быть, расскажу… – Майор сделал глоток пива из горлышка. – А что противно? Нам с тобой нужно сволочей закрывать. А мы вместо этого приземлили нормального мужика. Раз в год встречаешь среди нашей грязи нормального человека – и на тебе!

– Погоди, товарищ майор. Ты кого имеешь в виду – журналиста? Так ствол то, извини, тут как тут… Посидит немного – умней станет.

Чайковский усмехнулся, вытащил новую сигарету.

– Ствол, говоришь? Ствол – это, конечно, причина…

– А что – не было ствола?

– Может, и не было, – сказал Чайковский совершенно непонятную фразу. Щелкнул зажигалкой, прикурил.

Рядом с восьмеркой затормозил милицейский «УАЗ». Двое в бронежилетах, с автоматами, выпрыгнули наружу.

– Выйдем из машины, граждане, предъявим документики, – сказал крупный усатый сержант.

– Свои, сержант, – ответил Блинов и показал удостоверение. Усатый козырнул. То, что свои, он понял даже без ксивы – по интонации, по уверенности Блинова. Менты сели в «УАЗ», уехали. Да и Сашка вскоре пошел домой. Лора уже спала, и никаких препирательств по поводу выпивки в ту ночь не было.

А майор Чайковский купил по дороге еще бутылку водки. Приехал к себе и напился, как говорил военный переводчик Обнорский, в три звезды.