Ведро ржавое ставить на стоянку не стал – кому оно нужно? – подъехал прямо к дому. Воткнулся между таким же гнилым «запорожцем» и ЗИЛом фургоном. Когда Береза вылез из машины и собирался запереть дверь, ударил выстрел. Обожгло шею слева… он бросился на землю, быстро перекатился. Вторая пуля пробила заднее колесо копейки – кузов мгновенно осел. Береза уже давно забыл про регулярные тренировки и вел не особо правильный образ жизни. Но все же реакция у него была хорошей, навыки, полученные за годы занятий борьбой, еще не стерлись. Он вскочил… Третий выстрел оцарапал ногу… Пуля ударила в колесный диск ЗИЛа – диск загудел. Береза бросился бежать. Он сделал хороший рывок: метров сто пятьдесят или двести. Выстрелов больше не было, только взревел движок автомобиля. Сергей присел за старой «Волгой»… через несколько секунд мимо него пронеслась изрядно заляпанная шестерка. Номер он прочитать не смог. Стреляли, несомненно, из нее…

Березов сел прямо на мокрый асфальт. Колотилось сердце, лоб покрылся потом. Он прислонился горячим лбом к холодному боку автомобиля. Что это было? А? Что это было? Кому понадобилась его смерть? Он всегда умел как то дистанцироваться от тех дел, где можно схватить пулю… Хотя наперед никогда ничего не знаешь!

Он почувствовал, как пропитывается кровью сорочка слева, у ворота. И как пропитывается кровью штанина брюк… Зацепили два раза! Господи! – мелькнула вдруг мысль. – А если вернутся добивать? Он вскочил, панически огляделся… На улице было пустынно. Свет в домах почти не горел. Если выстрелы кого то и разбудили, то любопытствующие разглядывали улицу из за штор, не включая свет в комнатах.

…Хотели бы добить – добили бы сразу… Они сами испугались, уехали. Раны, похоже, несерьезные… Но все равно – надо перевязать. А для этого нужно идти домой. А домой то идти не хочется – страшно!

Березов повернулся спиной к своему подъезду и побрел прочь. Была у него одна нора, где можно спрятаться. Без комфорта, но надежно. Там есть аварийный запас: консервы, выпивка, сигареты и деньги. Даже два армейских индпакета. А главное – о ней никто не знает!

Березов курил в кулак и шел, что называется, огородами – внутри кварталов. Идти ему было не очень далеко. Обожженная пулей шея горела. В голове вертелось дурацкое слово: нескладуха.

А вот Шурупу повезло меньше. Вернее – совсем не повезло Шурупу. Всю жизнь свою – и на воле, и у хозяина – он противился мокрухе. Может, потому и не набрал должного веса в блатном мире. По воровской биографии и отсиженным срокам вполне тянул на авторитет. А твердости и жестокости не хватало. Потому, видать, и карьера воровская не сложилась.

…После выстрела в Никиту Кудасова отзвонился Шуруп как положено, сообщил, что дело сделано. Потом расплатился с ростовским и отвез его на Московский вокзал. Там и расстались. Молча, без рукопожатий и лобзаний. Чего ж лобзаться с мокрушником. Дело то злодейское на пару совершили. Тошно было на душе у Шурупа. Считал он, что за злодейское убийство еще придется ответ перед Богом держать. Не то чтоб религиозен был, нет. Но мокрое за большой грех считал.

Поехал Шуруп на Гражданку, в съемную хату, где они с ростовским стрелком до выстрела жили. Купил водки, пива… Набрался быстро, как был в одежде, так и рухнул на продавленный диван. Как вошли в квартирку два человека, он, конечно, не слышал.

Вошли два отморозка. Два наркомана. За дозу черного  и мать родную не жалко. Стукнули Шурупа по голове четыре раза молотком… Вот и все.

– Ты чего такой смурной, Федорыч? – спросил Блинов.

– Да ничего… устал, замотался. Слушай, Саша, может, водочки вмажем? Снимем стресс.

Чайковский посмотрел на Блинова.