– Ну, здорово, варяжский гость…

– Здорово, абориген, – отозвался Обнорский, обдавая Кудасова густым алкогольным перегаром. Двухдневная небритость делала его еще больше похожим на лицо кавказской национальности. – Кофе будешь?

– Давай, – согласился Никита, снимая куртку в прихожей.

Сели в кухне, беспорядок в которой служил доказательством двухдневного запоя ее хозяина. Андрей распахнул форточку, в квартиру ворвался свежий утренний воздух. Минут пять поговорили на общие темы. К главному, ради чего Никита и примчался такую рань, переходить не хотелось. Наконец, отодвинув в сторону чашку с недопитым кофе, подполковник сказал:

– Ты в курсе, что Палыча освободили?

– Первое, что я узнал, когда прилетел в Питер, была как раз эта замечательная новость. Ты, Никита, только за тем и приехал в семь утра, чтобы это мне сообщить?

– Нет, не только…

– Валяй, подполковник, добивай похмельного журналюгу до конца.

Никита невесело усмехнулся и сказал:

– Я приехал поговорить о твоей безопасности.

– О о о, серьезная тема! Боишься, что я стану десятым?

– Почему десятым? – удивился Кудасов.

– Я имею в виду девять трупиков в «Девяткино». Они же за Палычем проходят?

– Тогда уж двадцать четвертым, Андрей Викторович, – сказал подполковник с мрачной иронией.

Эти слова дались ему нелегко. Теперь пришла очередь удивиться Обнорскому.

– Почему двадцать четвертым? – спросил он.

– Потому что после расстрела в «Девяткино» люди Антибиотика забросали гранатами ресторан Колобка на улице Савушкина… Десять трупов, Андрюха.

– Это Ган бус?

– Точно, Ган бус… А потом, или одновременно с этим…

– Стоп, – поднял руку Обнорский. – Стоп, Никита. В Кричи не кричи убили шестерых. Бейсбольными битами и ножами. Так?

Никита смотрел на Андрея с удивлением. Информацию о расправе в Кричи не кричи в средства массовой информации еще не давали. Это точно. Утечки, конечно, не исключены. Более того – они несомненно имеют место. Но откуда эта информация могла поступить к Андрею? Он два дня был в крутом вираже (подполковник бросил взгляд на четыре пустых бутылки) и не мог знать о событиях на Савушкина. И вдруг…

– Четверых, – сказал подполковник. – А откуда ты, собственно…

Обнорский откинулся к стене и прикрыл глаза. Подкатывала тошнота.

– Нет, Никита Никитич, убитых было шестеро. Два тела нападавшие увезли с собой, – сказал Андрей после долгой паузы.

– Откуда тебе это известно? – требовательно спросил Кудасов.

– Я тебе потом объясню, – тихо ответил Обнорский. Он был бледен, сигарета в сильных пальцах слегка дрожала. Щетина на бледном лице казалась особенно черной, глаза ввалились.

– Нет, Андрей, сейчас. Ты, видно, не понимаешь, насколько это важно.

– Извини, Никита… но сейчас я просто не смогу объяснить. Есть некоторые нюансы.

– Послушай внимательно, Андрей, – спокойно начал подполковник. – Я понимаю, что у тебя есть свои источники. И не требую, чтобы ты мне их выдал. Но ситуация слишком серьезна. Мы пытаемся ухватить любую зацепку. Поэтому мне необходимо знать факты…

– Видишь ли, Никита, – снова перебил Обнорский, но подполковник характером обладал твердым. Прерывать себя не давал даже генералам. Точно так же, как Андрей полминуты назад, он вскинул руку и с напором сказал:

– Стоп! Во первых: информацию о Кричи не кричи в СМИ мы пока еще не давали.