Словно соглашаясь с ним, Жаклин перевернулась на бок и присвистнула. Анри помахал ей рукой и накинул пальто. Пусть себе спит, а он пока в магазин сбегает. Вернется, тогда уж…

В подъезде никто не встретился, не было на месте и консьержа. Наверняка тоже в магазине, правда потребляет старик не красное, а самую настоящую граппу. Силен!

В лицо ударило солнце. Анри, зажмурившись, остановился на миг. Выпадают порою хорошие минуты, когда чувствуешь, что жив и можешь этому радоваться.

На солнце утреннем пшеница золотая

Тихонько греется, росой еще сверкая.

Ночною свежестью лазурь еще ясна.

Выходишь из дому, хоть незачем; видна

На волнах зыбких трав, текущих вдаль, желтея,

Ольхами старыми обросшая аллея.

Даже Верлен в такое утро не кажется занудой!

– Здравствуйте, мсье Леконт!

Он открыл глаза. Взгляд девочки с чердака был серьезен и даже мрачен.

– У меня к вам есть просьба. Мне радиоприемник привезли, а он очень тяжелый. Не могли бы вы помочь? Это рядом, на улице.

Если мадемуазель Грандидье и играла, то как то чересчур серьезно. Бывший учитель вздохнул.

– Доброе утро! Я все помню, сейчас мне пора убегать… Кто меня на улице ждет? Апаши?

Соседка поморщилась.

– Апаши все вымерли, мсье Леконт. Вас ждет мой опекун, как раз собиралась к вам подняться.

* * *

Серый Voisin C27 дремал у тротуара. Но вот открылась дверца, кто то выглянул.

– Садитесь, мсье Леконт!

Бывший учитель решил не спорить. Кажется, он, и в самом деле, стал нужен всем подряд.

В салоне пахло бензином и хорошим одеколоном. Человек, сидевший за рулем, обернулся.

– Моя фамилия Грандидье, звание – майор. Надеюсь, моя племянница вас не слишком напугала? Она может!

4

Он ждал чего угодно, но только не скуки. Когда вваливаются средь ночи и увозят на черном авто (Mercedes 260D с дизельным двигателем, кто ездит на таких, знал весь Берлин), что то должно измениться в жизни, причем решительно и безвозвратно. Страшно, но и интересно тоже. Любопытство не умирает даже в Аду. Только перешагни невидимую черту…

Перешагнул – и ничего особенного не случилось. Если это черта, то он застрял прямо на ней между двумя мирами. Назад уже нельзя, вперед не пускают.

Ехали недолго, до ближайшего полицейского участка, мимо которого он каждое утро шел к автобусной остановке. Два этажа, красный кирпич, табличка с орлом, скучающий дежурный за столом.

– Стоять здесь!

Доктор Иоганн Фест почему то обиделся. Полицейский участок? Здесь место пьяницам, дебоширам и еще карманникам, всех кто посерьезнее увозят в Главное управление, что на Унтер ден Линден. Он что, недостоин? Выходит, нет. После получаса ожидания такой же сонный «бык», но явно офицер, отвел на второй этаж, причем даже не в камеру, а в пустой кабинет, где явно намечался ремонт. Стол уже вынесли, стулья пока оставили, два целых, один трехногий. На стенах пусто, если гвоздей не считать. И шторы сняли.

– Стучите, если что, – зевнул на прощание «бык».

Хлопнула дверь.

Доктор Иоганн Фест садиться не стал. На подоконнике обнаружилась пепельница, полная пыльных окурков. Он посмотрел в черное стекло и достал пачку «Юно». Хорошо, догадался сунуть в карман!

После первой затяжки стало немного легче. Если подумать, все логично. Куда стапо увозило арестованных? Это знал весь Берлин – на улицу Принц Альбрехт штрассе. А что там теперь? То то! Его просто некуда девать!

Доктор Левеншельд, германист из Швеции, злорадно рассмеялся.