По улицам ходила

Прекрасная Мадлен.

И юбочку носила

Слегка выше колен.

Бывший учитель невольно вздрогнул от омерзения. В классе (да, с тональной пудрой на щеках!) он порой сам себе казался жрецом, служителем бессмертной французской словесности. Пусть он мал, но славит великое.

Кабаре? Нет уж, лучше Жюдекс! В конце концов, сюжет можно повернуть так, что все только ахнут. Жюдекс настоящий, убивает не юных девушек, как обычный дюжинный маньяк, даже не подростков – взрослых мужчин. Почему? О, мадам и мсье, тут возможны варианты, причем, уверяю вас, очень и очень интересные, даже пикантные!

Анри Леконт встал, покосился на старую пишущую машинку с западающей буквой «о» (прй рабтать был чень прблематичн). Нет, отложим до завтра. Сперва следует еще раз переговорить с Бродски. Гонорары, значит, совсем иные, чем за перевод? Хорошо бы уточнить.

Шаги за дверью, легкий стук. Бывший учитель взглянул на часы. Начало седьмого, время гостей.

– Иду!

* * *

Мари Жаклин, сняв мокрый плащ, содрала с рук бежевые перчатки тонкой кожи, присела за стол.

– Надеюсь, вы изучили мое предложение, мсье Леконт? Нет, «мсье» – плохо, мне не нравится…

– «Виконт» звучит, конечно, лучше, чем «Леконт»

Кажется, не уследил за голосом. Девушка, взглянув удивленно, смутилась.

– Я… Я ничего такого не имела в виду. Хотела сказать «учитель», но если вы против… Так что?

Леконт взял с подоконника портфель, положил на стол. Открыл.

Фотографии…

– Изучил. Некоторые снимки, признаться, удивили. Вам позировали? Обычно прохожие не любят, когда их фотографируют без спроса.

Мари Жаклин улыбнулась чуть снисходительно.

– Старый репортерский прием. Ложный объектив – для отвода глаз. Прохожему кажется, что я снимаю авто в конце улицы.

Анри Леконт одобрительно кивнул. Профессионализм достоин уважения.

– Итак, альбом «Прогулки по Парижу», ваши фото, мой текст. Лучше сразу писать по английски, французам такой альбом не слишком интересен, туристы же могут соблазниться. Для затравки хорошо бы несколько хороших цветных фото. И, конечно, суперобложка… Это все понятно, Жаклин, неясно другое. Вам то зачем такое нужно? Вы богаты, никогда не работали, для вас жизнь – игра в куклы.

Она отреагировала очень спокойно, лишь отвернулась, скользнув взглядом по мокрому оконному стеклу.

– Вы задаете подобные вопросы всем своим работодателям, мсье Леконт? Вероятно, потому вам приходится пить скверное вино? Про то, как вы одеваетесь, я уже намекала.

Леконт решил не спорить.

– Вы бы еще на мои ботинки взглянули! Зато я, представьте себе, свободен. Свобода – прежде всего, выбор, правда? Сейчас я могу заняться переводом, взяться за книжку про жантильома в черном плаще, могу и за ваш альбом. Имело бы смысл продолжить, выбор у меня действительно велик, но не хочется переходить на личности некоторых из присутствующих.

Мари Жаклин встала, закусила губу.

– Не стоит. По поводу своей личности я уже все знаю от мужа. Когда он приходил домой пьяный после встречи с очередной любовницей… Ничего объяснять не стану, если неинтересно, заберу фотографии и уйду. Думала, хоть вы, учитель, поможете! И, если интересно, я вам не навязываюсь, даже не надейтесь. Это я не насчет работы.

Он, может быть, и поверил, принялся бы утешать, сочувствовать.