А он ехал медленно и осторожно - видимо, что-то чувствовал.

    Они проводили меня до самого дома. И правильно сделали: дважды нас останавливал патруль, и оба раза это оказывались Риткины приятели-знакомые, так что мы ехали дальше без хлопот; а подозрительные личности, попадавшиеся нам по дороге, отступали в переулки, понимая, что им придется за нами гнаться, либо с нами драться, либо и то и другое последовательно, а опыт подсказывал подозрительным личностям, что лучше не рисковать, нарываясь на трех взрослых мужиков, один из которых не мужик даже, а кентавр, и второй тоже не мужик, а, похоже, жорик, ну и третий тоже вроде бы не очень-то мужик, ишь, телепается… да пошли они все к чертям собачьим!

    У моего подъезда мы остановились. Я слез с мотоцикла и тут же ухватился за Риткино плечо, потому что меня повело в сторону.

    Фол озабоченно посмотрел на меня, подергал себя за бороду и, словно решившись, полез под попону и извлек оттуда пластмассовую фляжку с завинчивающимся колпачком.

    Горлышко сего сосуда было красиво оплетено цветной проволокой, а ниже плетенки на цепочке болталось человеческое ухо. Маленькое, с ноготь. Шутники хреновы…

    -  Хлебни-ка, - Фол протянул мне фляжку.

    -  Не хочу, - чувство равновесия мало-помалу возвращалось ко мне, и только глотка кентовского самогона мне сейчас не хватало!

    -  А я не спрашиваю, хочешь ты или не хочешь! Я говорю - хлебни. Только немного, иначе стошнит. Домой придешь и спать ляжешь… а спиртного до завтра не пей. Короче, пока совсем не проспишься. Понял?

    Если у вас есть выбор: спорить с кентавром или биться головой об стенку - смело начинайте искать ближайшую стенку. Я отвинтил колпачок и осторожно припал губами к фляжке. Питье было безалкогольным, кисловатым и слегка отдавало перечной мятой. После первого глотка я почувствовал, как по моим мозгам прошлись наждаком, сдирая накопившуюся за день плесень, и по телу пробежала освежающая волна. Второго глотка я сделать не успел - Фол отобрал у меня фляжку и спрятал под попону.

    -  Обопьешься, - грубовато буркнул он. - А теперь - спать.

    -  Тебя проводить? - машинально поинтересовался Ритка у кентавра.

    -  Ага, - весело отозвался Фол, стряхивая хвостом снег с ближайшего куста. - Чтоб наши подумали, будто я под арестом. Или что я - извращенец. Спокойной ночи, Ричард Родионыч!

    И без лишних слов умчался прочь.

    -  Я тебе завтра позвоню? - Ритка взгромоздился на мотоцикл и вопросительно посмотрел на меня.

    -  Позвони, - согласился я, прислушиваясь к новым ощущениям в себе. - Только не очень рано.

    Ритка пнул ногой стартер, а я повернулся к моему другу спиной и побрел к подъезду.

    Уже стоя у двери в квартиру и нашаривая в кармане ключи, я услышал робкое повизгивание и обернулся, ожидая чего угодно.

    На лестнице, ступенек на шесть выше моей площадки, сидел пес. Большая такая собачина, не меньше овчарки, серая с подпалинами и ужасно несчастная. Шерсть на звере была мокрая и слипшаяся, язык не умещался в пасти и выпадал наружу, как штандарт сдающейся крепости; и сидел этот серый побродяжка неуклюже, боком, сильно перекосившись налево.

    -  Здорово, - удивленно сказал я. Пес закряхтел и полез по ступенькам вверх, жалобно поскуливая - надо полагать, от греха подальше.

    -  Тебя как зовут-то? - спросил я вслед.

    Пес взвизгнул что-то вроде: «Ну чего тебе от меня надо?!» - и лег на следующей площадке, отвернув голову.