– Знаешь, – окликнул я ее, – это ведь тебе придется объяснять Максу, как ты снова заполучила свой миксер.

– Скажу, что умею выходить в астрал. Чокнутый.

– А?

– Он, не ты. Все лето продержал у себя мой миксер. Самый сезон «Маргариты».[8]

– Вот беда‑то!

Я покачал головой – инфекция, каннибализм, присвоение миксера. Проклятие‑704 продолжало действовать. Достав еще одну «игрушку», которую заполучил утром, – ультрафиолетовый фонарик, – включил ее. Глаза демона на моей футболке таинственно замерцали. Я провел фонариком вдоль такой же стены, на какой в квартире Ласи проступили слова.

– Парень! Это круто! – воскликнула Ласи, входя в гостиную.

Она улыбнулась, и ее зубы засверкали, словно радиоактивный пляж в свете луны.

– Круто?

– Ну да, зубы у тебя светятся, словно в танцевальном клубе.

Я пожал плечами.

– Не слишком часто бываю в клубах с тех пор, как… занялся этой работой.

– Надо полагать. Там можно подцепить какое угодно половое заболевание.

– Что? Я ничего не имею против… Она улыбнулась.

– Просто шутка, парень. Расслабься.

– А‑а…

В ультрафиолете на стене ничего не замерцало. Я поднес фонарик ближе; он отбрасывал причудливые тени по штукатурке, но я не заметил даже следов торопливой работы валика. Отколупнул ногтем в нескольких местах наугад, и снова ничего.

Остальные стены оказались также чисты.

– Эта штука заставляет кровь проступать? – спросила Ласи.

– Кровь и другие телесные жидкости.

– Телесные жидкости? Ну ты прямо ученый. Она сказала это таким тоном, словно я академик; я расплылся в довольной улыбке.

– Давай попробуем в спальне, – предложила она.

– Хорошая идея.

Мы вошли в комнату, и мое deja vu сразу же догнало и обогнало меня, перескочив на другой уровень. Именно здесь я потерял девственность и стал монстром, все за одну ночь. Как и в гостиной, в спальне было непорочно чисто. Ласи уселась на постель, а я принялся сканировать фонариком стены.

– Эта гадость, которую ты ищешь, она все еще… активна, да?

– Активна? А‑а, ты имеешь в виду инфекцию. – Я покачал головой. – У паразитов есть особенность – они очень успешно выживают внутри других организмов, однако не так сильны, попав во внешний мир.

– Паразиты?

– Ох, давай прикинемся, что ты этого не слышала. Как бы то ни было, по прошествии семи месяцев тебе ничто не угрожает. – Я откашлялся. – Как и мне.

– А к чему тебе этот мерцающий «карандашик»?

– Я пытаюсь выяснить, не произошло ли здесь того же, что и в твоей квартире.

– В смысле, фестиваль слабоумных, пишущих на стенах? Такое часто случается?

– Вообще‑то нет.

– Наверное, и правда нет. Я всю жизнь прожила в Нью‑Йорке и никогда ничего подобного в новостях не видела.

Я бросил на нее взгляд. Слова «в новостях» насторожили меня – может, в ней пробудились журналистские инстинкты? Что было бы совсем некстати.

– Так о каком заболевании идет речь? – спросила она.

– Я нем, как рыба.

– Пожалуйста!

Я помахал фонариком, и на одеяле под ней появились несколько светящихся полосок.

– Что это?

– Телесные жидкости.

– Парень! – Она вскочила.

– Это пустяки по сравнению с кожными клещами.