Англичанин повернулся на каблуках, вышел и, заметив во дворе автомобиль господина д'Имблеваля, сел в него и приказал отвезти себя в Леваллуа, к стоянке фиакров, адрес которой стоял на бланке, подобранном Анриеттой. Кучер Дюпре, работавший в воскресенье утром на фиакре № 8279, еще не вернулся, и, отослав автомобиль, он остался ждать до конца смены.

 Кучер поведал, что и в самом деле «взял» какую-то даму неподалеку от парка Монсо, молодую девушку в черном, в густой вуали. Она казалась очень взволнованной.

 — А был у нее в руках какой-нибудь пакет?

 — Да, длинный такой сверток.

 — Куда вы ее повезли?

 — На авеню Терн, что на углу площади Сен-Фердинан. Там она отошла минут на десять, а потом снова поехали к парку Монсо.

 — Вы смогли бы узнать дом на авеню Терн?

 — А как же! Отвезти вас туда?

 — Чуть погодя. Сначала отвезите меня на Кэдэз-Орфевр, к дому 36.

 В полицейской префектуре ему повезло: он сразу встретился с главным инспектором Ганимаром.

 — Господин Ганимар, вы сейчас свободны?

 — Если опять речь пойдет о Люпене, то нет.

 — Речь идет о Люпене.

 — В таком случае, не сдвинусь с места.

 — Как? Вы отказываетесь…

 — Я отказываюсь от невозможного! Устал от неравной борьбы, в которой мы можем быть уверены, что проиграем. Я трус, поступаю неразумно, думайте, как хотите… наплевать! Люпен сильнее нас. Следовательно, нужно смириться с этим.

 — Я никогда не смирюсь.

 — Он сам вас заставит, как и многих других.

 — Пусть так, но ведь это зрелище может доставить вам столько удовольствия!

 — Что верно, то верно, — хитро улыбнулся Ганимар. — Ладно, раз уж вы так хотите получить на орехи, едем.

 Оба сели в фиакр. Велели кучеру остановиться с противоположной стороны авеню, не доезжая нужного дома, и устроились на террасе маленького кафе, укрывшись за бересклетом и лавровым деревом. День клонился к вечеру.

 — Гарсон, — позвал Шолмс, — принесите перо и бумагу.

 Написав что-то, он снова подозвал официанта.

 — Отнесите это письмо консьержу в доме напротив. Вон он стоит в кепке, курит возле парадного.

 Консьерж немедленно явился, и после того, как Ганимар предъявил ему свое удостоверение главного инспектора, Шолмс поинтересовался, не приходила ли в тот дом в воскресенье утром дама в черном.

 — В черном! Да, приходила, около девяти, она поднялась на второй этаж.

 — А часто она приходит?

 — Нет, всего лишь несколько раз… но вот в последние две недели бывала чуть ли не каждый день.

 — А с того воскресенья?

 — Только один раз… не считая сегодняшнего дня.

 — Ах, значит, она и сегодня приходила?

 — Она и сейчас еще там.

 — Еще там?!

 — Да уж минут десять, как вошла. Экипаж, как обычно, ожидает на площади Сен-Фердинан. А с ней я столкнулся у подъезда.

 — Кто живет на втором этаже?

 — Там двое жильцов — мадемуазель Ланже, модистка, и еще один господин. Он в прошлом месяце снял две меблированные комнаты, назвавшись Брессоном.

 — Почему вы говорите «назвавшись Брессоном»?

 — Я просто подумал, что это не его настоящее имя. Жена там убирается и видела, что у него не найдется и двух рубашек с одинаковыми инициалами.