– Это замечательный подарок.

Артур рассчитывал, что она улыбнется или обнимет его, – и что то дрогнуло у него внутри, когда Бернадетт ничего такого не сделала. Это, конечно, безделушка, но вручить ее Бернадетт Артуру казалось важным. Он хотел показать, что ценит ее и дорожит ее дружбой. Этот маленький мешочек символизировал большие чувства. Но откуда Бернадетт было об этом знать? Надо было приложить к подарку записку с какими нибудь теплыми словами – тем более что Бернадетт сейчас так нелегко приходится. Значит, надо попытаться выразить это словами. Во рту у Артура пересохло.

– Вы очень добрый человек, – наконец выдавил он.

– Спасибо, Артур.

Они закончили обедать. На душе у Артура было неспокойно. В животе нехорошо бурчало, и он не был уверен, что сэндвич и пирог останутся там надолго. К тому же он не только разволновался о Бернадетт, но и извелся в ожидании звонка от Сонни, чтобы задать ей все мучающие его вопросы.

– Вам никогда не было интересно, как жил Карл до вашей встречи? – спросил он как можно небрежнее, убирая со стола тарелки.

Бернадетт удивленно вскинула брови, но все же ответила:

– Когда мы встретились, Карлу было тридцать пять, поэтому, разумеется, до меня у него были другие женщины. И он уже даже был женат до меня. Я его ни о чем не спрашивала, потому что ничего не хотела знать, если вы это имеете в виду. Я думаю, не имеет значения, сколько женщин у него было – две или двадцать. Мне только жалко Натана. Он так рано потерял отца.

Артур понимал: Бернадетт он может довериться. Она порядочный человек, и она его друг, пусть сегодня она и ведет себя холодновато. Но заводить разговор о больнице, похоже, было пока рано.

– Вы что то хотите мне рассказать, или мне только кажется? – спросила Бернадетт.

Артур закрыл глаза и увидел себя сидящим на стуле перед студентами, выставив напоказ голое белое тело все в морщинах. Увидел, как обольстительно улыбается своему портретисту Мириам.

– Я… – произнес Артур и остановился, не зная, как это сказать, и сомневаясь, стоит ли говорить вообще. – Я просто не понимаю, почему Мириам выбрала меня. Ну, просто посмотрите на меня. Ведь смотреть то не на что. Ни амбиций, ни стремлений. Я не умею ни писать, ни рисовать, я вообще ничего не могу создать. Слесарь, и больше ничего. Как же скучно ей, наверное, было со мной.

Бернадетт удивленно нахмурилась. Такой исповеди она явно не ожидала.

– Почему же вы считаете, что ей было скучно? Откуда вы это взяли?

– Не знаю, – со вздохом сказал Артур. Вся эта история, все эти загадки его утомили. – У нее была такая яркая жизнь до того, как мы встретились. И она все это от меня скрывала. Она жила со скучным стариком, а вспоминала, наверное, все, что было прежде, – писателей, художников, тигров, Индию. Она забеременела и вынуждена была довольствоваться той жизнью, которую я мог ей дать, но в действительности ей хотелось совсем другого. – К своему стыду, Артур понял, что плачет.

Голос Бернадетт звучал спокойно и невозмутимо:

– С вами совершенно не скучно, Артур. Завести детей и жить взрослой, ответственной жизнью – это само по себе приключение. Я как то наблюдала за вами с Мириам на церковной ярмарке. Я видела, как вы смотрели друг на друга. Было видно, что вы для нее – защитник. Помнится, я подумала: какая хорошая пара.

– Когда это было? – недоверчиво спросил Артур.

– Несколько лет назад.

– Вы, наверное, ошиблись.

– Нет, – твердо ответила Бернадетт, – это были вы.

Артур в отчаянии тряхнул головой. Он ведь знал, что Бернадетт не может сказать ему никаких волшебных слов, которые все исправят. Надо было держать свои мысли при себе, а рот на замке, а не самоедством заниматься.