— Уймись, раззява! — крикнул на пса Максим. — За мосол службу забросил, сторож!

Пришелец уже подсел ближе к костру, потянул воздух носом и весело сказал:

— Накормите, и всё расскажу. И кто я таков, и про Остров Счастья, про который вы слыхом не слыхивали. Вот там, на острове и есть ваша мужицкая воля!

— Жёнка! — приказал Влас. — Налей хлёбова страннику, да со дна зачерпни. В наше время редко бойкого человека встретишь. Всё больше горемыки разнесчастные, жалобщики да слёзники.

Гость не заставил себя упрашивать, ухватил одной рукой чашку, другой достал из-за пояса ложку и принялся хлебать, с треском разгрызая сухари и кабанячьи рёбра. Поел, облизал ложку и сунул её за пояс.

— Самая нужная вещь! — отрыгнув, сказал он. — Без неё человек, как хромой без костыля.

Подгрёб травы, сел, по-татарски поджав ноги под себя.

— Зовут меня Федот, сын Федотов. Купецкий сын, следую по надобности в Царицын. А жительство имею в Архангельске. Вот подрядил меня немец сходить на Низ по его делам.

— Из Архангельска, значит, — протянул Савва и повернулся на бок, поближе к пришлому человеку. — Хорош город. Сам не был, но кое-кого знавал из поморов. Скажи-ка, мил человек, а кто у вас в Троицком соборе протопоп?

— Сейчас какой-то никонианин, а до него, года два назад, был протопоп отец Иоаким. А ты что, божий странник, знавал его?

— Како не знавал, — оживился Савва. — Отец Иоаким в моей келейке живал, когда в лавре бывал.

— Вот оно что, — задумчиво промолвил Федот. — Нет протопопа. Как никоновская замятия началась, так отец Иоаким проклял новое лжеучение и ушёл на острова к соловецким старцам. И многие с ним ушли.

— И что, стоит монастырь, держится? — спросил, волнуясь, Савва. — Он же в осаде. Там войско царское, пушки…

— Не тужи, батька, стоит! — сказал Федот. — Бояре, известное дело, предали святую церковь, но наш народ не весь, слава Богу, стадо! Этим летом запылает волжский Низ. На Москве слух идет, что царевич Алексей жив, не удалось его извести супостатам.

— Как жив? В церквах объявили, что почил в бозе. И брат его Симеон, и сестра.

— Про этих ничего не ведаю. А про царевича Алексея точно говорят, что чудесным образом был спасён и теперь скрывается у заволжских старцев.

Влас сидел, молча глядя на красные угли костра. В разговор он не вступал, его больше тревожил день завтрашний. А ну, как шиш какой-нибудь послушает всё, о чём здесь брешут. Так завернётся дело, что и хвоста родной кобылы не увидишь: вздёрнут на дыбу, да язык урежут.

— Слушай, Федот! — сказал он. — Ты человек, видно, не раз пытанный, а я простой мужик, и мне не след в мои года ложиться под кнут. Лучше перед сном расскажи нам про Остров Счастья. Хотелось бы на сон грядущий услышать что-нибудь душе покойное.

4

— Изволь, хозяин! А что допрежде было, так я ничего не говорил. Ну, так слушайте, только это не придумка, а сущая правда. А началось дело так: заспорили лет этак двадцать назад два наших высоких иерарха о том, какой он — рай. Один уверяет, что рай — это понятие мысленное, откроется человеку только в другой жизни. Другой твердит, что правда твоя, но есть и на земле рай, только даётся он не каждому. Спорили, спорили и порешили найти сметливого человека, снабдить его на дорогу одёжей, припасами, дать ему денег полтину, а потом тычок в спину, и отправить его искать заповедную страну, где нет зла, а правит добро, где все сыты, довольны, у каждого христианина земли вволю, и урожай сам-сто, и бояр с приставами нет, да и царя тоже, потому что в раю правят не государевы, а Божеские законы.