– Кто это тебя?

– Повар, хозяин… Не хотел давать воды… Ну, я его тоже приложил! Мы, финареоты, упорный народ… Национальная черта, знаешь ли!

Одобрительно кивнув, Блейд приступил к бритью. Еще вчера он заметил, что все попадавшиеся навстречу кантийцы были гладко выбриты, тогда как варвары из вспомогательных войск носили бороды. Ясно, что в этом мире гладкий подбородок – признак цивилизованного человека, так что бритвой пренебрегать не стоило.

Ухо, Шрам и Борода пробудились только к самому завтраку, когда Джеф и его хозяин покончили с туалетом и над лагерем гасильщиков поплыл мерный звон бронзового била. Зевая, они выбрались из постелей и начали потягиваться, разминая мышцы.

Блейд велел построиться. Ухо и Джеф тут же образовали некое подобие шеренги, и Шрам, поколебавшись, присоединился к ним; Борода словно не слышал. Он был занят важным делом – пытался почесать под лопаткой. Блейд подступил к хасту и некоторое время обозревал его плоскую желтую физиономию.

– Я велел построиться, парень, – наконец ласково произнес он. – Ты что же, не слышал?

– Га?

– Построиться. Стань вот сюда, за Шрамом.

– Хо! Моя не понимай!

– Твоя все понимай, – Блейд припомнил, как децин Марл Рилат велел этой образине вытащить клинок из столба. Тогда хаст повиновался быстро и без пререканий. – Твоя все понимай, – повторил он. – Твоя хочет получить в зубы?

За время трехдневного путешествия он почти не сталкивался с нелюдимым хастом и понимал, что сейчас его испытывают на крепость. Три воина за его спиной затаили дыхание.

– Моя – получить – в зубы? – медленно произнес Борода, наливаясь кровью. – Моя засунет твою в глотку Гирларла! Хо!

Это «Хо!» он произнес уже на полу, держась за челюсть. Хаст вскочил, но оказался сбитым с ног новым ударом, теперь он ворочался у своего топчана, выплевывая кровь и выбитые зубы. Блейд, запустив пятерню в его сальные лохмы, поставил Бороду вертикально и подтолкнул к шеренге. Тот, ошеломленный, больше не сопротивлялся.

– Запомните, парни, – странник уставился на своих подчиненных холодным взглядом, – я, Ич Блодам, ваш десятник. – Он отметил легкую тень ухмылки, скользнувшую по лицам Шрама и Уха, и строго повторил. – Я – ваш десятник, и мои приказы надо выполнять быстро и радостно. Кто проявит мало радости, познакомится вот с этим, – Блейд продемонстрировал обществу свой огромный кулак. – А сейчас – марш за мной на кухню!

К столам, находившимся на задворках лагеря, они прибыли без происшествий. Ухо указал место их десятка, и Блейд отправил его с Джефайей за довольствием. Кормили здесь как на убой – он заметил огромные куски мяса в мисках соседей, – но вина было немного, по кувшину на пятерых. Вероятно, кантийские военачальники полагали, что палач должен быть сыт, но не пьян.

Ухо и Джеф вернулись. Один нес кувшин и полкаравая хлеба, другой тащил огромную глиняную миску, при виде которой Шрам и Борода недовольно сморщились. Блейд тоже приподнял брови – похоже, сегодня на завтрак им полагались кости. Протянув руку, он отобрал у Джефа кувшин и заглянул внутрь – сосуд был полон едва ли до середины.

Выпрямившись, странник оглядел столы. Тут сидело больше тысячи человек из тридцати различных племен; все – ражие крепкие парии с туповатыми лицами, но широкими плечами. Типичные гориллы! Приглядывал за этим обезьянником один сержант из кантийцев, не Рилат – другой, незнакомый. Впрочем, он ни во что не вмешивался, хотя то тут, то там вспыхивали свары, в основном – из‑за лишнего глотка вина.

– За мной! – кивнув Джефу и Уху, странник зашагал к кострам, на которых в огромных котлах варилось мясо.