– Слушай, парень, – закончив свое кружение, Блейд уселся на топчан напротив кантийца, – не нравится мне твое прозвище. Как тебя раньше звали? Когда оба уха были целыми?
Кантиец помрачнел.
– Я уже не вспоминаю о тех временах, десятник. Да и тебе какое дело?
– Хочу звать тебя по имени, как человека, не как скотину.
– А сам‑то?
– Что – сам?
– Знаешь, что означает твоя кличка?
Теперь помрачнел Блейд.
– Не я себе ее придумал, и с шутником еще посчитаюсь! Не погляжу, что он децин!
Ухо хмыкнул.
– Сейчас, однако, речь не обо мне, – продолжал странник. – Должен же я тебя как‑то называть.
– Так и зови; Ухо.
– Нет. Как было раньше?
– Макрон… Макрон Сирб…
– Из Всадников? Был офицером?
– Из Всадников!.. – голова кантийца качнулась. – Был офицером… сакором… Знаешь, что это такое?
Блейд кивнул. В свое время Марл Рилат прочитал ему целую лекцию насчет организации кантийского войска. Низовым подразделением являлся десяток под командой ссржанта‑децина; пять десятков образовывали взвод‑зиклу, которым командовал зиклан, младший офицер; воинская часть из трехсот бойцов называлась сакрой, и чин сакора соответствовал, следовательно, званию капитана. В текаду, полк или легион, входили четыре сакры, и это формирование являлась основной боевой единицей, из которого набирались корпуса‑рангары, включавшие от шести до двенадцати тысяч человек. Каждым корпусом командовал генерал, подчинявшийся непосредственно своему спарпету‑полководцу. Такое построение войсковых частей было принято везде – и в пехоте, и в кавалерии, и в особых рангарах Стражей Порядка, Крепкоруких и Огненосцев. Кантийские военачальники старались подогнать под этот образец даже вспомогательные отряды, набиравшиеся из числа варваров и союзников.
– Значит, ты был сакором и Всадником, – задумчиво повторил Блейд. – Наследственным?
– Да, десятник. Мой род сражается за империю триста лет, – в глазах Уха сверкнуло нечто похожее на гордость.
– Империи кто‑то угрожает? Варвары? Другие страны?
– Нет. На западе захвачено все. Страны на южных берегах Шер‑да недавно приведены к покорности и стали либо вассалами, либо союзниками – как и Финареот. На севере, за хребтом Риг Найл, мы разгромили кочевниковситалла и племенные союзы кланибойнов.
– Зачем же тогда воевать? – спросил Блейд. – Насколько я понимаю, Неван, Силангут и тем более Бартам не посягают на границы империи?
Ухо с удивлением взглянул на него.
– Странные вопросы ты задаешь, десятник! Может, ты явился из темного царства Кораны и ничего не знаешь о мирских делах? Или в твоих горах, в Кассне, никогда не слышали о Великом Канте? Но ты же наемник, и ты немолод… Где же ты сражался, в каких странах? О Канте известно повсюду…
– Я сражался против Канта, – сказал Блейд, немного подумав. – В Либонне, в тех самых странах на южном побережье Шер‑да, о которых ты упоминал. Только не подумай, что я держу зло на кантийцев… Это было работой, Макрон. Южане платили мне, и я рубил и колол солдат Канта. Теперь платит Кант, и я готов рубить и колоть во славу императора… Не так ли? – он подмигнул Уху, но тот, словно не слыша собеседника, уставился в пол.
– Знаешь что, десятник, – буркнул наконец кантиец, – не называй меня Макроном. Я был лишен имени, рода и уха за бунт… за неповиновение приказу. Так что сакора Макрона Сирба больше не существует, и не стоит вспоминать о нем.
Блейд пожал плечами. |