Тогда же Маргарита намеревалась убраться в Латинскую Америку, начать там новую жизнь... Может быть, даже выйти замуж и завести детей... В конце концов, и она имеет право на маленькое глупое счастье гденибудь в Рио! Господи! Какая вопиющая наивность! Она уже собрала чемоданы и купила билет в первый класс, когда вдруг выяснилось, что новой жизни не будет – Бабочка бесцеремонно отняла у Маргариты будущее! И в этом был виновен лишь один человек – Артур Уинслистарший! Старик «забыл» сообщить ей, что Бабочка – маленький изысканный кулон – не только театральный реквизит. Впервые в жизни Марго поняла, что такое настоящая большая игра! Впервые в жизни она понастоящему захотела мести. Впервые в жизни для нее это был не театр, не очередная роль в очередной постановке, но подлинная, выжирающая все ее внутренности ненависть. Вынужденная оставаться в Европе, где каждая полицейская сошка знает Маргариту Зелле в лицо (и по театральным афишам, и по сделанным тайными агентами фото), она не могла уже отказаться от Бабочки. Теперь за то, чтобы выжить... ей приходилось платить собственной жизнью, которой с каждым днем оставалось все меньше и меньше.
Впрочем, (господи! да кому это надо?) Бабочка позволяла ей быть, возможно, самым информированным в мире человеком. Если бы не Бабочка, она бы вряд ли бы проникла в американскую ложу и узнала бы про ищейку. И уж точно не сумела бы пробраться в константинопольскую ставку, чтобы вычислить планы британцев. И ни за что не отыскала бы в Москве Артура Уинсли, который был ее последней надеждой на жизнь.
«Мой маленький нежный убийца», – Марго ласково погладила холодную спинку кулона. У нее все еще оставался шанс, и упускать его она была не намерена.
***
До самого вечера просидели в углу, пряча лица, едва неподалеку появлялся наряд народной милиции. Даша сумела купить у проходящей мимо жирной спекулянтки кирпичик хлеба, но его тут же вырвали из рук – она даже не заметила кто. Девушка от обиды хотела расплакаться, но ничего у нее не вышло – усталость и голод вымотали ее так, что она даже зубами не стала скрипеть. Села на пол, прислонилась головой к стене и до самого вечера так и сидела в полузабытьи, открывая глаза лишь тогда, когда к ней обращались по имени.
– Даша. Держите. – Артур протянул ей алюминиевую кружку с кипятком. – Еды, увы, достать негде.
– Кушать подождать немножко. Ром рома кушать всегда есть. Тамам? – Креветка цепким взглядом следил за цыганкой, пристающей к прохожим с предложением «бесплатно погадать на удачу». Дела у гадалки шли, честно говоря, неважно – пассажиры и пассажирки отмахивались от ее назойливых приставаний, коекто грозился крикнуть милицию, а изможденный щуплый латыш в форме кавалериста толкнул цыганку в плечо кулаком.
– Хэй! Лаше дэс, чавела! – Креветка поманил цыганку пальцем. – Ав орде .
Та нахмурилась, но все же пошла на зов, подобрав юбки, чтоб не запачкаться об изгвазданный пол. Нагнувшись к Креветке, выслушала его внимательно, потом нахмурилась еще больше и покачала головой.
– Нет еды! – бросила порусски, так чтобы все поняли – ничего им от нее не получить и, взметнув цветастым подолом, поплыла прочь.
– Ме бюшював Гожо! Гожо! Де ла Бэндерь .
Цыганка застыла, как вкопанная. Как будто ее ударило молнией. Охнула. Повернулась, и Даша поразилась насколько изменилось ее лицо. Еще секунду назад суровое, почти злое, оно обмякло и стало вдруг нежным и какимто (Даша долго подбирала верное слово) ... какимто блаженным, словно на вокзальном затоптанном и захарканном полу стоял перед ней ангел.
– Гожоооо де ла Бендерь ! – цыганка почти бросилась обратно, присела перед Креветкой и когда тот протянул ей руку для поцелуя, благоговейно коснулась ее губами.
– Э щиб никэр пала л’ данд !
Цыганка часто закивала, не отводя от Креветки восторженного взгляда. |