Новый Верховный несколько натянуто сказал: "Мы можем обсудить это после
обеда, если не возражаете".
Но сын его предшественника все говорил, как будто стремясь освободиться
от бремени: "А все остальные, уж прошу мне поверить, на самом деле хоронят
дорогих им усопших!"
Раздался приглушенный крик, и две девушки-рабыни вывели из зала
вдовствующую Наложницу-Ульджессу, крепко прижимавшую салфетку к губам. Как
раз в это время прибыл камергер с яствами. Все гости с отменным аппетитом
взялись за угощение. Покойный Верховный Ульдж был человеком пожилым, но он
всегда старался быть в хорошей форме и (как все заверили гордых его
сыновей) отличался прекрасным вкусом.
Возьмем, "к примеру", деревянных индейцев
Он ушел с улиц (утренний воздух уже стал серым и прогорклым от
выхлопных газов и фабричного дыма) и спустился в битком набитое метро. Его
одежда выглядела слегка неуместно среди этой унылой толпы, но особого
интереса ни у кого не вызывала. Усталое, настороженное, циничное, мрачное,
недовольное безразличие обволокло лицо, словно маслянистая пленка, и люди
смотрели не столько на него, сколько поверх и сквозь него.
Он изо всех сил старался удержаться на ногах, пытался сохранить
равновесие. Эта борьба, всего лишь преддверие каждодневного существования,
уже давалась нелегко. А вдобавок еще необходимость постоянно держаться
настороже из-за Общества Деревянных Индейцев (ОДИ); он полагал, что у него
есть причины для взвинченности и напряженности. "Бенедикт, ведущий
современный скульптор свободных форм, работающий по дереву..." Ха!
Дважды он замечал за собой хвост, им удалось выследить его до самой
площади Таймз. Дважды ему удавалось скрыться. А на третий раз...
Мужчина в чуть странной одежде (по имени Дон Бенедикт, но кое-кто звал
его Дасти) задержался на минуту у одной из деревянных вывесок с красными
буквами, бросил быстрый взгляд на бумагу, которую держал в руке (словно
чтобы убедиться в том, что она на месте, а не затем, чтобы посмотреть, что
в ней написано), повернулся кругом и отправился обратно тем же путем,
которым пришел. Через некоторое время он очутился возле лестницы, поднялся
на пять ступенек вверх, затем развернулся и пошел вниз. В конце...
В конце концов все упиралось в Элвелла, а Элвелл умер; не от кашля,
раздиравшего его на протяжении многих лет, он умер из-за клочка скользкой
ледяной поверхности, размером не больше кисти руки. Элвелл при смерти,
кровь в уголках его рта, он сжимает руку Дона словно в тисках, а тот,
младший из двоих, чувствует, как из них уходит тепло.
- Но ведь это принадлежит ОДИ, - запротестовал Дон.
А Элвелл: "Нет, Дон, нет, оно принадлежит мне. Я его создал. Я его
доказал".
- Они никогда не позволят...
С отчаянной медлительной силой, тряся головой, Элвелл объяснил. Дон
неохотно согласился. Ему казалось, что он дает согласие лишь на
изначальный риск, не более того.
|
