— А ты?

— Откликалась, как могла.

— С вопросами тоже приставал?

— Нет, только телесно.

— Это как? — В голосе Лубовского прозвучала легкая обеспокоенность.

— Паша выносил меня на руках из моря, а Слава нас щелкал.

— Часто выносил?

— Частенько. — Вскинув голову, Маша твердо посмотрела Лубовскому в глаза.

— Ну, ладно... Выводы буду делать, когда посмотрю снимки.

— Кстати, не забудьте про меня, когда будете относить пленку в печать, — проворчал Пафнутьев.

— Мечтаешь сохранить отношения с Машей? — спросил Лубовский.

— Почему же сохранить... Ничуть. Развить и углубить.

— Даже так! А Маша?

— Не возражает, — отчаянно сказал Пафнутьев.

— Так, — крякнул Лубовский. — Я смотрю, мне нельзя отлучаться надолго... Спасибо за откровенность. Пошли, Паша. — Лубовский приглашающе махнул Пафнутьеву рукой и первым, не оглядываясь, направился к дому.

Пафнутьев виновато развел руками, дескать, простите, милые девушки, но обстоятельства сильнее, и я вынужден вас покинуть. Он подвинул кресло к столу, как это делают воспитанные гости, несколько нескладно поклонился и не слишком быстрым шагом направился вслед за Лубовским. Перед тем как войти в дом, он оглянулся, махнул всем рукой, а если говорить точнее, то рукой он махнул Маше — мол, в случае чего не забывай, не помни зла и моей милой бестолковости. Маша в ответ тоже помахала ему тонкой своей загорелой ладошкой.

И Пафнутьев скрылся за стеклянными дверями дома.

— Что скажете, Павел Николаевич? — Лубовский перешел на официальный тон, давая понять, что застольные шуточки среди девочек закончились.

— Красиво, — сказал Пафнутьев. — Никогда ничего подобного не видел. И, наверно, уже не увижу.

— Как знать, — ответил Лубовский со странной усмешкой. — Как знать.

— Это в каком смысле?

— Может быть, на соседнем острове вы построите себе нечто похожее... Как знать.

— Очень крепко в этом сомневаюсь. — Пафнутьев отошел от окна.

— Хотите, поделюсь жизненным опытом?

— Конечно, хочу! — с подъемом произнес Пафнутьев, и Лубовский чуть заметно поморщился от его шутовского тона.

— Никогда ни в чем не сомневайтесь. Это выгоднее. Сомнения иссушают душу... И кошелек от них тоже почему-то становится тощеватым.

— Возможно, вы и правы. Вполне возможно. Но видите ли, Юрий Яковлевич, жизнь богата в своих проявлениях.

— Все ее проявления вполне укладываются в мою схему. Разве этот остров не подтверждает мою правоту?

— Подтверждает, — согласился Пафнутьев. — Но есть другие острова, Юрий Яковлевич.

— А какие вам нравятся больше?

— Конечно, ваш остров вне конкуренции.

— Берите себе такой же. — Лубовский сделал легкий жест рукой — дескать, о чем разговор, стоит ли вообще говорить о таких пустяках.

— Думаете, смогу?

— Вполне. Но придется поработать.

— На вас?

— Зачем? Не надо на меня работать. Никто на меня не работает. Да я бы этого и не допустил. Искренне, увлеченно и самоотверженно, но работать можно только ради чего-то высокого, достойного, значительного. Например, ради истины. Ради справедливости. Ради добра... Да, есть такое понятие. Хотите, я на ваш остров даже Машу отпущу? У вас там какие-то переглядки состоялись.