— У Рейна столько несчастий в жизни. Совсем недавно смерть сестры, а теперь…

— Решайся, Аликс, и начинай раздеваться. Если не ошибаюсь, к нам приближается Рейн.

— Уже сейчас? — охнула она. — Нет, мне надо подумать.

— Выбирай, — сказал он, подходя очень близко, — мертвый, но твой или живой, но чей-нибудь еще?

В воображении возник образ навсегда затихшего, неподвижного Рейна, и она обняла Джослина за шею, ища губами его губы.

Джослин уже давно приобрел опыт по быстрому раздеванию женщин и не забыл его до сих пор. Несмотря на то, что Аликс была в мужском костюме, его ловкие пальцы на удивление быстро освободили ее от дублета. Она и ойкнуть не успела, как они уже были обнажены до пояса и прильнули друг к другу голой плотью.

Джослин зарылся руками в ее волосы, притянул ее голову и так жадно поцеловал в губы, что она в тревоге расширила глаза. Но у нее и секунды не было поразмыслить над тем, как целуется Джос, потому что Рейн оттолкнул их в стороны друг от друга, да так сильно, что они отлетели и упали на берег.

— Я убью тебя, — едва слышно прошептал Рейн, сверля Джослина взглядом.

Аликс, у которой от падения закружилась голова, накинула рубашку и, увидев, что Рейн вытаскивает из ножен меч, крикнула что есть силы:

— Нет! — От ее крика с деревьев посыпалась ночная роса. «О Боже, дай мне силы», — взмолилась Аликс и заслонила собой Джоса. — Я жизнь отдам за этого человека, — сказала она, волнуясь.

Аликс видела, как меняется выражение лица Рейна: изумление, боль, гнев, холодность — и эта перемена отдалась в самом ее сердце.

— Так ты меня дурачила? — тихо спросил Рейн.

— Мужчины, как музыка, — ответила Аликс как можно беспечнее. — Я не могу существовать, исполняя лишь любовные арии или только заупокойные мессы. Мне нужно и то, и другое. И как в песнях, в мужчинах мне тоже необходимо разнообразие. Ты, ах, ты как песня ярости, ты цимбалы и барабан, в то время как Джос, — и ресницы Аликс затрепетали, — Джос — мелодия флейт и арфы.

С минуту она думала, что сейчас Рейн оторвет ей голову, но она не боялась, а почти желала этого. Она всей душой взмолилась, чтобы он ей не поверил. Неужели он действительно думает, что музыка значит для нее больше, чем он сам?

— Убирайся с глаз моих, — прошептал он глухо. — И пусть твой дружок отныне заботится о тебе. Уходи сегодня же вечером. Я не желаю больше тебя видеть.

Рейн повернулся, чтобы уйти, и Аликс сделала несколько шагов к нему, но Джос схватил ее за руку:

— Что ты можешь сказать ему теперь, кроме правды? Оставь его. Порви связь сейчас. Подожди меня здесь, я скоро вернусь. У тебя есть другая одежда или еще какое-нибудь имущество?

Она покачала головой и едва заметила, когда осталась одна. Пока Аликс ждала возвращения Джоса, голова, казалось, совсем опустела. Рейн ей поверил, поверил, что для нее так важна, так необходима музыка. Люди в лагере хотели верить, что она воровка, и желали наказать ее. Ну а что же такого она сделала за всю свою жизнь, чтобы люди считали ее хорошим человеком?

— Ты готова? — раздался за спиной голос Джослина. За ним маячила молчаливая Розамунда.

— Мне жаль, что я причинила тебе… — начала Аликс.

— Хватит, — твердо ответил Джос, — теперь надо думать о будущем.

— Розамунда, ты приглядишь за ним? Позаботишься, чтобы он ел как следует? И чтобы не очень мучил себя упражнениями?

— Рейн не будет меня слушаться, как слушался тебя, — тихо ответила Розамунда, пожирая взглядом Джослина.

— Поцелуй ее, — прошептала ему Аликс. — Зачем всем скрывать свою любовь! — И с этими словами Аликс отвернулась, а когда опять взглянула на них, то увидела, что Розамунда страстно прильнула к Джослину.