|
.. Ты приказ слышал? - Слышал, ваше высокоблагородие. Так ведь присяга-то мною дадена... - Я тебе и присяга сейчас, и отец родной. Понял? Трехжонный хмуро притянул к себе винтовку. Перезаряжая ее, он - будто нечаянно - наставил дуло на Пацевича. - А в присяге-то, - намекнул он, опасно бледнея, - как сказано?.. Ради Отечества пользы, коль нужда подопрет, так и батьку родного можно пришлепнуть... - Убери винтовку! - крикнул Пацевич, отстраняясь. - Я тебя сейчас, паршивца... Тут его остановил Ватнин: - Казака не сметь трогать! - А тебе, мужику, больше всех надо? - Пацевич потряс "бульдогом" перед носом есаула. - Погоди, ты у меня в графы выслужишься... Граф коровий! Ватнин глянул в черное очко револьвера и перевел взгляд на лицо полковника: губы Пацевича тряслись, глаза совсем растворились в какой-то желтизне. Да-а, сейчас ему сам черт не брат, такой застрелит... - Немедленно, - шипел на него Пацевич, - вели головорезам своим прекратить стрельбу... По-хорошему говорю, есаул. Проникнись этим! И, говоря так, Адам Платонович вдруг почувствовал, как прямо в живом ему мягко, почти ласково ткнулось дуло ватнинского револьвера. - С крыши сбросим, - тихо сказал Ватнин. - А здесь высоко!.. Не пытайте судьбу, господин полковник. Сбросим и скажем потом, что сами кинулись. У нас порука круговая - никто не выдаст... А от присяги воинской мы не отступимся! Пацевич обессиленно шагнул от есаула. - Ты что? Ты что?... Ну, - выговорл он, - стреляй в меня. Можешь убивать, старый душегуб! И есаул крикнул радостно: - Казаки, слышали? Полковник разрешает стрелять по туркам... Бей их, станишные! Руби их в песи, круши в хузары! Передний фас Баязета снова зачастил пальбой, и полковник спустился - от греха подальше - на двор. "Черт с ними, с казачьем, - решил он машинально, - лишь бы скорее открыть ворота, чтобы уйти отсюда..." Во дворе Исмаил-хан Нахичеванский считал камни. - .. .Тридцать и восемь - отваливали от ворот гранитную глыбу, - тридцать и девять... сорок... Так, одна телега есть, начинай другую!.. Сорок первый камень - громадный круглый валун, который вчера еще казался таким легким, - сейчас никак не подавался с места. Лица милиционеров посинели от натуги. - Помогите же! - крикнул Исмаил-хан солдатам. Никто не двинулся. Люди стояли понуро, ружья были составлены в козлы. Но крепость еще оборонялась. Из каких-то лазеек, куда не знали как проникнуть офицеры, летели в противника меткие пули. Творилось нечто неслыханное в истории войн: над крепостью давно уже были выкинуты белые флаги, но крепость и не думала сдаваться; наоборот, продолжала бой... Шюквиц подошел к Пацевичу, нехотя козырнул: - Гарнизон построен. Вы так велели. - Пусть быстрее открывают ворота. Безумцы еше стреляют, но мы за них не в ответе... Господа, - строго обратился Пацевич к офицерам, - грех за лишнюю кровь пусть ляжет на ваши мундиры. Я умываю руки... Стоит мне отвернуться, как вы подстрекаете солдат на продолжение этой бойни... А тут еще этот бесноватый Никита Пустосвят, место которому в сумасшедшем доме! - Полковник показал на огца Герасима и закончил свою речь словами: - Я не ударю, - сказал он, - пальцем о палец, если этого попа турки будут резать даже на моих глазах. |
