Малость самая. От прошлого...
Мне-то что? Пожалте, коли так...
Зажав под локтем здоровенный кусок мяса, завернутый в тряпицу, Карабанов прошел в крепость. У громадного бассейна первого двора, пользуясь темнотой, один солдат справлял нужду.
- Ты что, сволочь, делаешь, а?
Солдат испугался:
- Дык, ваше... Рази позволим?.. Оно сухое... Для красоты только...
- Дурак, вот воды туда напустим - сам же и пить будешь!
Увижу еще раз, так я тебе красоту-то наведу нагайкой по роже!..
"Надо бы напомнить Штоквицу о бассейне", - решил он и, пригнув голову, пошел длинным темным коридором. Из узких амбразур летела душная пыль муки: это штрафные солдаты ручными жерновами мололи ячмень для пекарни. Во втором дворе, где стояли Фургоны, зарядные ящики и повозки, было шумно. Солдаты чистили винтовки, в руках милиционеров, точивших сабли, визжали искристые оселки. Прошел, опираясь на костыли, раненый казак ватнинской сотни, поздоровался с поручиком. В углу, у входа в мечеть, пионеры Клюгенау сообща с артиллеристами вкатывали на аппарель толстомордую гаубицу.
"Копошится народ", - с одобрением подумал Андрей и закончил свое путешествие в тесной комнатке, исписанной затейливой арабской вязью. Потресов, сидя на мягких и толстых колбасах пороховых картузов, что-то старательно писал.
- Я мимоходом, - сказал ему поручик. - Мяса вам случайно не надо? А то мои сорванцы совсем зажрались. Лежат себе и рыгают.
- Ой, - смутился майор, - если это не в ущерб вам...
- Да берите! Какой тут разговор!..
Карабанов уже знал о непроходимой бедности Потресова, и если поначалу только удивлялся, что майор, ведая фуражом, не ворует, то теперь он даже не смел так подумать. И было обидно за человека, честно служившего сорок лет, который не может выбиться из нужды...
- Садитесь, поручик, садитесь, - услужливо суетился Потресов. - Вы знаете, я сейчас как раз пишу домой... У меня большая радость: к Дашеньке моей - она у меня самая славная - сватается один порядочный человек. Правда, он вдовец, но... И вот, посмотрите, я сейчас подсчитал. Видите?..
Это правда, что общение с Потресовым требовало своеобразной искупительной жертвы: надо было выслушать по-бабьи скрупулезные отчеты в денежных делах майора, кому он должен, сколько послал домой, сколько оставил себе, но... это не главное: майор - человек хороший и артиллерист славный!
И совсем не мимоходом зашел к нему Андрей, а по договоренности с Некрасовым, который вскоре пришел сам и привел фон Клюгенау, - требовалась голова инженера, светлая и разумная.
Начиналась беседа, она была очень нужной для всех, и майор Потресов начисто забыл о Дашеньке, схватил список своих долгов и на обратной стороне бумаги набрасывал четкие строки.
- Вот, - горячо толковал он, - аппарель заднего двора надо поднять, и это уже ваше дело, барон; тогда я ставлю гаубицу на вершину западного фаса, и... глядите, что получается, господа!
Карандаш майора лихо режет углы крепостных стен:
- Смотрите сюда. Я беру под обстрел Красные Горы - это девятьсон сажен; весь Нижний город дрожит от залпов - это две тысячи сажен; и, наконец, господа, - что самое главное, - майдан и армянские кварталы как на ладони. Далее...
- Здесь может стена не выдержать и рухнуть, - замечает Некрасов.
- Доверьте это мне, - говорит Клюгенау. - Я ее укреплю телеграфными столбами. |