***

Через несколько минут все крышки откры­ты, и можно выходить. Риса на мгновение за­держивается, чтобы посмотреть на попутчиц. Все три девочки выглядят не так, как думала Риса, сидя с ними в одной корзине. Видимо, знакомясь с людьми в темноте, всегда пред­ставляешь их не такими, какие они есть на са­мом деле. Толстуха не такая уж и толстая, как думала Риса. Тина не такая высокая. Курящая девочка не так уж уродлива, как ей казалось.

К краю багажного отделения приставлен транспортный трап, но, чтобы сойти по нему, приходится встать в длинную очередь, потому что многие ребята успели выбраться из кор­зин. Уже поползли какие-то слухи, и все обсуж­дают их. Риса слушает, стараясь отделить фак­ты от выдумки.

— В одной корзине все мертвые.

— Да быть этого не может.

— Я тебе говорю, половина ребят мертвые!

— Да чушь!

— Ты оглянись, балда. Разве похоже, что нас только половина осталась?

— Не, ну я за что купил, за то и продаю.

— Только в одной корзине все мертвые.

— Да! Кто-то мне говорил, что у них так кры­ша поехала, что они начали есть друг друга — ну, знаешь, как на пикнике.

— Да ерунда это, они просто задохнулись.

— А ты откуда знаешь?

— Да я их видел, братан. В соседней корзине. Туда случайно пять ребят попало, и они задох­нулись.

Риса оборачивается к тому, кто сказал это:

— Это правда или ты только что придумал?

Вид у парня обескураженный, и Риса реша­ет, что он говорит правду.

— Я бы не стал так шутить, знаешь, — говорит парень.

Риса ищет Коннора, но толпа у трапа скопи­лась такая плотная, что за головами мало что видно. Она решает подсчитать: ребят было че­ловек шестьдесят. Пятеро задохнулись. Шан­сы, что в их числе был Коннор, один к двенад­цати. Хотя нет. Парень сказал, что в корзине ехали мальчики, а их было всего тридцать. Зна­чит, на самом деле, один к шести. Кажется, его одним из последних затолкнули? Могло ли слу­читься так, что в той корзине уже было четыре человека? Ответ на этот вопрос Рисе неизвес­тен. Утром их разбудили так внезапно, что де­вушка не успела прийти в себя. Хорошо, что хоть о себе была в состоянии позаботиться. Господи, лишь бы только не Коннор. Только не он. Последний раз, когда они разговаривали, она накричала на него. Он спас ее от Роланда, а она на него разозлилась. «Видеть тебя не мо­гу!» — крикнула тогда Риса. А теперь он, не дай бог, мертв, и им, может быть, никогда больше не придется встретиться. Это невыносимо. Ес­ли он мертв, ей тоже не жить. И точка.

Спускаясь по трапу, Риса ударяется головой о верхний край люка.

— Эй, осторожней, — говорит один из встре­чающих, парень в одежде цвета хаки.

— Да, спасибо, — говорит Риса, и парень при­ветливо ей улыбается. Одет он в военную фор­му, но на солдата не похож — слишком уж то­щий.

— Что за одежда на тебе? — спрашивает Риса.

— Из армейских запасов, — отвечает парень. — Краденая одежда для краденых душ.

Выйдя из темного багажного отделения, Риса в течение нескольких секунд практичес­ки ничего не видит — настолько немилосердно слепит солнце. На улице так жарко, что воздух, касаясь кожи, обжигает, как утюг. Трап достаточно крутой, и Рисе приходится, щурясь, внимательно смотреть под ноги, что­бы не упасть. Впрочем, к тому моменту, когда она оказывается на земле, глаза уже настоль­ко адаптировались к яркому свету, что Рисе удается разглядеть место посадки. Кругом, кроме самых разных самолетов, ничего нет, хотя не похоже, чтобы это был аэропорт — лайнеры стоят неподвижно, рядами, и, куда ни глянь, конца и края им не видно. На бор­тах многих машин нарисованы логотипы дав­но переставших существовать авиакомпаний.