Внутри рощ, образованных более крупными деревьями, росли и каштаны, и вишни, и березы, и сосны, и голубые кипарисы. По весне парк разукрашивался цветами, листья меняли цвет осенью. Лето соединяло два этих сезона ярким мостом — разрушительное времечко, когда Мать-Природа, разыгравшись во всю прыть, не жалеет огня и жара, а тучи насекомых плодятся и мешают жить людям. Так было не каждый год, и не каждый летний день бывал таким. Но достаточно и того, что сейчас наступили именно такие денечки. Сегодня жара уже грозила стать невыносимой, правда, под сенью деревьев было полегче. Так что Старина Боб наслаждался, вдыхая ароматы листвы, цветов и трав, радуясь возможности побыть в тенечке, пока его старый драндулет не выехал на главную дорогу, и напоминал себе, как хорошо дома, если не считать ежеутренних дискуссий о всякой небывальщине.
Забастовка на Среднезападной Континентальной Сталелитейной продолжалась уже сто семь дней, и конца ей было не видно. Это означало плохие новости — не только для компании и профсоюза. На заводах компании работало около двадцати пяти процентов всего населения города. А когда нет доходов у двадцати пяти процентов, страдают все. Среднезападная Континентальная одно время была крупнейшей сталелитейной компанией в стране, но, когда умер сын основателя компании, его потомки разорились и компанию продали консорциуму. Это никому не понравилось, хотя один из потомков остался номинальным представителем компании. Недовольство росло, когда в конце семидесятых — начале восьмидесятых стальной рынок рухнул под напором иностранной стали. Консорциум пошел на некоторые изменения в руководстве. Последнего члена правящей семьи сместили, с двадцатичетырехдюймовой сталью было покончено, и несколько сотен рабочих выкинули на улицу. Пусть впоследствии часть рабочих взяли обратно и двадцатичетырехдюймовку снова начали выпускать — недовольство и напряженность между руководством и профсоюзом становились все глубже, и теперь уже ни одна из сторон не могла полностью доверять другой.
И напряженность достигла своего пика, когда профсоюз затеял переговоры по поводу нового контракта. Ежегодный рост прожиточного минимума за счет почасовой оплаты, лучшие медицинские услуги, распространение оплаты за мастерство на большее количество выполненных заданий, оплата праздничных программ — вот некоторые из требований профсоюза. Ограниченный рост без увеличения почасовой оплаты в течение следующих пяти лет, урезание медицинских услуг, сужение круга работ, признанных мастерством, и отказ в оплате праздничных программ — таков был ответ руководства. Обе стороны отказались от арбитражного суда, решили занять выжидательную позицию. Срок забастовки был установлен профсоюзом. Последний срок, до которого можно бастовать, установила компания. Когда сроки максимально приблизились, а никакого движения не произошло, и те и другие обнародовали свои разногласия.
Все переговоры освещались телевидением и радио, там же обсуждались всевозможные преступления той и другой стороны. Надо ли говорить, что вскоре стороны перестали общаться друг с другом совершенно.
В течение ста семи дней профсоюз боролся за четырнадцатидюймовую и проволочную сталь. Потом забастовка включила еще и двадцатичетырехдюймовку и двенадцатидюймовку — и все это компания отклонила. Вначале это никого не беспокоило. И прежде бывали забастовки, и всегда все разрешалось само собой. Кроме того, была весна, а с наступлением тепла все чувствовали себя полными сил и обновленными. Но прошел месяц, и ничего не изменилось. По распоряжению мэра Хоупуэлла и губернатора штата Иллинойс было велено начать примирение, но не вышло. Несколько уродливых инцидентов у линии пикета только подогрели недобрые чувства. Сейчас уже эффект забастовки ощущался всеми — маленькие компании, ведшие дела с компанией или использовавшие ее продукты, продавцы, надеявшиеся на деньги, которые могли заработать уволенные с завода, профессионалы, чьи клиенты относились к руководству или профсоюзу. |