– Я по горло сыт этой чепухой! – взревел он внезапно. Амелия отступила назад и закрыла лицо руками. – Что произошло? Скажи, что произошло?!

– Я не могу сказать больше ничего. Твоей жене нанесли более шестидесяти ран.

– Кэти, – опустошенно сказал Ричардс, без всяких мыслей, и Киллиэн дрогнул.

– Бен, тебе нужно какое-то время, чтобы подумать обо всем этом?

– Да, да…

– Мне очень, очень жаль, парень. Я клянусь своей матерью, что мы ничего общего с этим не имеем. Если бы этим занимались мы, то мы бы изолировали их, от тебя, с правом посещения, если бы ты не возражал. Человек не может добросовестно работать на тех, кто уничтожил его семью. Мы это знаем.

– Мне нужно время для размышления.

– Как Главный Охотник, – мягко сказал Киллиэн, – ты сможешь уложить этих ублюдков в глубокую яму. И многих, таких как они.

– Я хочу подумать. До свидания.

– Я…

Ричардс протянул руку и погрузил Фри-Ви в темноту. Он сидел в кресле, как каменный. Его руки расслабленно свисали между колен. Самолет продолжал с гудением удаляться в темноту.

– Наконец, – подумал он. – Вот все и раскрылось. Все, до конца.

И Морж сказал

«Пришла пора Подумать о делах

Потолковать о сургуче

Капусте, королях

И почему, как суп в котле,

Кипит вода в морях».

Картины пролетали в его голове. Стейси, Брэдли. Элтон Парракис со своим детским лицом. Кошмар бега. Поджигание газет в подвале ИМКА, той самой последней спичкой. Катящиеся и визжащие колесами автомобили с бензиновыми моторами, стэн-ган, плюющийся огнем. Кислый голос Лоулина. Лица этих двух ребятишек, юных агентов гестапо.

Ну, а почему бы и нет?

Его теперь ничего не связывало, а потому не было и никакой морали. Да и какая мораль может быть у освободившегося и покорившегося судьбе?

Насколько мудрым был Киллиэн, если он видел это, чтобы показать Ричардсу спокойно и с мягкой жестокостью, насколько тот одинок. Брэдли и его отравляющие воздух выбросы казались далекими, несуществующими, не имеющими никакого значения. Противогазы. Да, в свое время идея носовых фильтров казалось страшно важной. Ничего подобного. Бедняки всегда будут с тобой. Верно. Даже чресла Ричардса произвели еще один объект для убивающей машины. В конце концов бедняки адаптируются, мутируют. Их легкие выработают собственную фильтрующую систему через десять или пятьдесят тысяч лет, и тогда они поднимутся, сорвут искусственные фильтры и будут смотреть, как их хозяева корчась валяются на земле, захлебываясь в атмосфере, где кислород составляет лишь незначительную часть. Ну, а какое будущее ждет Бена Ричардса? Однако все это только лишь сопли.

Будет время беды. Они будут ждать его и готовиться к нему. Будет и ярость, и даже вспышки мятежей. Бесплодные попытки снова предать гласности намеренное отравление воздуха? Возможно. Они позаботятся об этом. Позаботятся и о нем, – предчувствуя время, когда он позаботится о них. Инстинктивно он чувствовал, что может сделать это. Он подозревал, что у него, возможно, есть некоторый талант для этой работы. Они помогут ему, излечат его. Лекарства и врачи. Изменят его рассудок.

А потом будет мир. Причины разногласий будут вырваны с корнем.

Он страстно жаждал мира, подобно тому, как странник в пустыне жаждет воды.

Амелия Вильямс монотонно плакала в своем кресле, хотя все слезы уже давно должны были высохнуть. Его мало интересовало, что станет с ней. Она не могла благополучно вернуться к мужу и детям в своем теперешнем положении.