— Кассель, все в порядке? — Теперь у деда голос взволнованный.

Все в норме. — Сплевываю, спускаю воду, застегиваю рубашку и накидываю пиджак. Открывается дверь, Антон кричит:

— Все на выход. Нам нужен туалет.

Пошатываясь от облегчения, выхожу из кабинки и облокачиваюсь о дверь. Мои манипуляции с бутылкой и так уже почти всех распугали, мимо Антона протискиваются последние запоздавшие — пара мужчин и любитель кокаина. Около раковины стоит Захаров.

— Дези Сингер, — он вытирает рот рукой, — сколько лет, сколько зим.

— Превосходная вечеринка. — Дедушка торжественно кивает Захарову, только что не кланяется. — Не знал, что ты занялся политикой.

— Раз нарушаешь законы, умей их контролировать. Кто, как не мы, в конце концов.

— Говорят, самые прожженные плуты рано или поздно уходят в политику.

Захаров улыбается, но вдруг замечает меня и вмиг становится серьезным.

— Здесь никого не должно быть, — говорит он Антону.

— Простите, — качаю головой. — Напился немного. Такая вечеринка, сэр.

Дед было хватает меня за руку, но вмешивается Антон.

— Младший братишка Филипа. — Он ухмыляется, словно удачно пошутил. — Порадуйте пацана.

Его дядя медленно протягивает мне руку.

— Кассель, правильно?

— Ничего, сэр. — Наши взгляды встречаются. — Можете не жать, если не хотите.

— Давай-давай. — Он по-прежнему не отрывает от меня глаз.

Беру протянутую руку, накрываю его запястье левой ладонью, просовываю пальцы под манжет и дотрагиваюсь до кожи через дырочку в перчатке. Захаров открывает рот от изумления, словно получил удар током, отшатывается. Дергаю его на себя и шепчу прямо в ухо:

— Притворитесь мертвым. Ваше сердце только что превратилось в камень.

Старик делает пару неуверенных шагов и потрясение оглядывается на Антона. Неужели сейчас что-нибудь скажет? Тогда мне крышка. Но Захаров резко наклоняется, цепляясь за дверь кабинки, откидывается, ударяется головой о сушилку для рук, беззвучно открывает и закрывает рот, а потом сползает по стене, вцепившись в воротник рубашки.

Мы все стоим и смотрим, как он хватает ртом воздух.

Захаров сам аферист почище многих.

— Что ты наделал? — кричит дедушка. — Кассель, верни все как было. Что ты...

Он смотрит так, словно видит меня впервые в жизни.

— Заткнись, старик. — Антон со всей силы ударяет кулаком по двери кабинки, прямо у деда над головой.

Еле сдерживаюсь, чтобы не броситься на него: времени нет. Нужно изобразить отдачу.

Концентрируюсь, представляю, как на меня самого обрушивается меч, пытаюсь вновь почувствовать магию — магию, которую провоцирует опасность.

Нужно психануть хорошенько. Вспоминаю Лилу, как стоял над ней с ножом; вспоминаю ужас и опустошающую ненависть к себе. Фальшивая память — сильная штука.

Голова чуть дергается от усилий, и плоть вдруг становится жидкой, тягучей. Пусть моя рука превратится в руку отца. Рисую в уме мозолистые ладони, огрубевшие пальцы.

Славное дополнение к его костюму.

Маленькая трансформация; надеюсь, и отдача получится слабой.

Тело содрогается, пытаюсь прислониться спиной к стене, но ноги не слушаются, они как будто вытянулись, растаяли.

Антон достает выкидной нож-бабочку — лезвие вспыхивает на свету, словно рыбья чешуя, — наклоняется над дядей и осторожно срезает с галстука розовый самоцвет.

— Теперь все пойдет по-другому. — Он кладет Бриллиант Бессмертия в карман и поворачивается ко мне, все еще сжимая нож.

У него свой план? Мне конец.

— Наверняка не помнишь, — голос у Антона тихий и зловещий, — но ты сделал мне амулет.