Работать! Да я сейчас только и могу, что ползать на коленях. Тело сотрясается в судорогах. Перед глазами все дрожит и расплывается, но я вижу, как дедушка склонился над Захаровым.

На спине вырастают плавники, у меня теперь пять, нет, шесть рук, голова мотается в разные стороны, язык раздвоился, как у змеи, кости выламываются из суставов. Смотрю на потолок тысячью одновременно моргающих глаз. Скоро все кончится, кончится. Но отдача все не проходит.

— Ты преданный мастер, — Антон подходит к дедушке, — поэтому мне очень неприятно так поступать.

— Стой, где стоишь, — огрызается тот.

Антон качает головой.

— Я рад, что Филипу не придется это видеть. Он бы не понял, но ты-то все понимаешь, старик? Глава клана не может позволить, чтобы о нем болтали невесть что.

Надо перевернуться, но ноги стали копытами и с грохотом бьют по кафельному полу. Как на них ходить? Пытаюсь закричать, но голос не слушается: я чирикаю по-птичьи. На лице, похоже, вырос клюв.

— Прощай, — говорит Антон дедушке. — Сейчас я войду в историю.

Кто-то колотит в дверь. Нож замирает у самого дедушкиного горла.

— Это Баррон, — кричат с той стороны. — Открывайте.

— Я открою дверь, — командует дед. — Убери нож. Если я кому-то и предан, так это вон тому мальчонке на полу. И если у тебя на него планы — подумай хорошенько.

— Антон! — Чертовски трудно выговаривать слова длинным извивающимся языком. — Дверь!

Он оглядывается на меня, прячет лезвие в рукоятку и идет открывать.

Надо скорее убрать трансформированную руку в карман.

Входит Баррон. Двигается он нехотя, словно его подталкивают сзади.

— Руки держи на виду! — слышится девичий голос.

На Лиле немыслимо короткое, облегающее красное платье и никаких украшений — только огромный серебристый пистолет, сверкающий в свете лампы. Дверь захлопывается. Внушительное получилось оружие. Она направляет его на Антона.

Тот беззвучно открывает рот, безуспешно пытаясь выговорить ее имя.

— Ты меня слышал.

— Он убил твоего отца. — Антон указывает на меня сложенным ножом. — Не я, это он.

Лила переводит взгляд с него на тело Захарова и целится в меня.

Нащупываю мешок с кровью под рубашкой. Только бы пальцы не изменили форму. Язык вроде бы стал прежним:

— Ты не понимаешь, я не хотел...

— Я устала от бесконечных оправданий. — Пистолет в руках у Лилы дрожит. — Ты сам не знал, что делаешь. Ты не помнишь. Ты не хотел.

По-моему, сейчас она говорит вполне искренне. Пытаюсь подняться.

— Лила...

— Заткнись, Кассель.

Она стреляет.

По рубашке растекается кровь.

Хватаю ртом воздух и закрываю глаза.

Дедушка выдыхает мое имя.

Да уж, всего один выстрел, и ты король вечеринки.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Больно. Так и думал, что будет больно, но из меня буквально дух вышибло. Мокрая от «крови» рубашка прилипла к телу.

Пытаюсь восстановить дыхание. Все уже почти вернулось в норму, отдача закончилась. Придется закрыть глаза: Антон должен поверить в наше маленькое представление. Ну я хотя бы услышу, что происходит.

— Вы оба, лицом к раковине. Руки держите на виду, — командует Лила.

Слышу шаги. Где-то в углу кряхтит дедушка. Как же хочется открыть глаза!

— Как ты здесь оказалась? — интересуется Aнтон.

— А что, разве сам не знаешь? — тихо и угрожающе спрашивает она. — Пешком пришла. Из Уоллингфорда. На маленьких кошачьих лапках.

Как можно более незаметно перемещаю центр тяжести, чтобы потом удобнее было встать. Работа мошенника немного напоминает работу фокусника — надо перенаправить всеобщее внимание.