– Это потому у нее вид такой рассеянный, – задумчиво предположила Мёрфи.

– Угу. Она одновременно отслеживала происходящее, то, что могло произойти, отсеивала то, что вряд ли могло произойти – и это все в считанные секунды, – я покачал головой. – Вот когда они способны заглянуть в будущее дальше, чем на пару секунд – это уже гораздо хуже.

Мёрфи нахмурилась.

– Почему?

– Потому, что чем дальше ты можешь заглядывать, тем больше вероятных сценариев развития событий, – объяснил я. – Представь себе шахматную партию. Начинающий шахматист рад, если способен просчитывать игру на четыре или пять ходов вперед. При попытке просчитать ее на десять ходов вперед число комбинаций, которые позволяются правилами игры, увеличивается в геометрической прогрессии. Мастера-шахматисты способны и на такое, а когда к делу подключаются компьютеры, возможности открываются и вовсе фантастические. Трудно даже себе представить, какие.

– И это еще на ограниченном, условном пространстве шахматной доски, – кивнула Мёрфи. – А уж в реальном мире…

– Игра крупнее, и ставки выше, – я покачал головой. – В общем, небезопасный талант. И побочный эффект непредсказуем. Врачи почти всегда ставят людям вроде Эбби диагнозы типа эпилепсии, болезни Альцгеймера или чего-либо вроде этого. Ставлю пять баксов на то, что медицинский браслет у нее на запястье имеет гравировку «эпилептик» – и что эта ее милая собачка обучена чуять приближение припадка и предупреждать ее.

– Браслета я не разглядела, – призналась Мёрфи. – Ставка не принимается.

Пока мы беседовали так минут пять перед запертой дверью, в квартире тоже кипела дискуссия. Сквозь дверь до нас доносились приглушенные, напряженные голоса, в конце концов разом заглушенные еще одним, громче остальных. Прошла еще секунда, и дверь открылась.

Перед нами стояла та самая женщина, которую мы первой увидели на улице. Смуглая кожа, темные глаза и коротко стриженые темные прямые волосы наводили на мысль о предках-индейцах – поколения два или три назад. Роста я дал бы ей около шести футов, лет чуть меньше сорока. Брови на серьезном лице чуть сдвинулись, образовав тревожную складку на переносице, и по тому, как она стояла, загораживая собой проход, у меня сложилось впечатление, что при необходимости она запросто может превратиться в этакого бульдога.

– Никто из нас не нарушал Законов, Страж, – произнесла она негромко, но твердо.

– Приятно слышать, – хмыкнул я. – Анна Эш?

Она прищурилась и кивнула.

– Меня зовут Гарри Дрезден, – представился я.

Она надула губы, и взгляд ее сделался чуть удивленным.

– Вы надо мной смеетесь? Я знаю, кто вы.

– Ну, я на всякий случай, – по возможности извиняющимся тоном сказал я. – Как-то не все из тех, с кем я встречаюсь, знают, кто я. А это Кэррин Мёрфи из полиции.

Анна кивнула Мёрфи.

– Вы позволите глянуть на ваше удостоверение, мисс Мёрфи?

Мёрфи уже держала наготове карточку в кожаной оплетке и протянула ее Анне. Та посмотрела на фотографию под прозрачным пластиком, сверила ее с лицом и почти неохотно вернула ее. Потом повернулась ко мне.

– Что вам нужно?

– Поговорить, – ответил я.

– О чем?

– Об Ordo Lebes, – сказал я. – И о том, что случилось за последние дни с несколькими женщинами.

Голос ее продолжал звучать вежливо, но я услышал в нем скрытое напряжение.

– Уверена, вам об этом известно гораздо больше, чем нам.

– Это не так, – возразил я.